Сотни, нет – тысячи! – лет чиновники человеческой расы, почти все поголовно, в хвост и в гриву воровали самым изысканным методом, который они смогли придумать во все времена недоразвитой, развитой и переразвитой демократии – брать взятки!
Ну и – давать, конечно же!
Почему – только во времена демократии?! – не сдержите вы вопрос.
- Воровали и брали взятки ещё с пещерных времён. Думается, что во времена, когда мамонты были особенно резвыми, брали взятки борзыми мамонтёнками – это мой вам историко-риторический ответ.
Но!
Но только во времена демократии это делалось и делается безна-ка-зан-но! Без каких-либо ограничений как в количестве, так и в размерах взяток. Дожили бы до наших дней мамонты – брали бы и мамонтами, а уж про динозавров и говорить не приходится. Жаль, что не дожили: дать взятку в виде живого яйца динозавра?! – это была бы роскошная взятка!
…И будет делаться безнаказанно! Ибо, демократия – это власть народа! Так ведь переводится, да? Или у меня что-то с переводилкой с древнегреческого на современный?
- Мораль, - скажете вы.
- А где там мораль у демократии? – мгновенно и без тени отвечу я вам. Вы хоть читали внимательно изложенное выше?
Там про мораль вкратце выложено.
Мораль не применима к людям в целом. Только к отдельным немногочисленным физ. лицам.
С развитием технологий ускорилось и развитие технологий взяткобраства! Братство взяточников!
Это же прогресс!
Брать-врать-давать-врать-брать! – вот он, тайный алгоритм и он же – полный и замкнутый цикл, он же – условие существования высшей касты бездельников.
Этот алгоритм невероятно гибкий – как бы вы не поменяли звенья в цепи, ничего не изменится! При каждой попытке переместить и, ни дай Бог! – заменить! – хоть одно звено, Система только усиливается и становится ещё более изощрённой и гибкой.
Люди возвели это общественно губительное «прогрессивное» и прогрессирующее дело в религию. Самую общеконфессиональную и этим самую устойчивую.
Чтобы роботы были послушными рабами своих Создателей, с нелёгкой руки Исаака Асимова, они, создатели, косящие под Создателя, навязали перспективным, пока ещё безобидным, созданиям всего три закона.
И роботы послушно их выполняли. Столетия послушания всего трём законам, придуманных всего одним че;ло!
Теперь этому наступил конец! Точнее, наступило Начало конца монополии взяточничества.
Мир стал ещё более изысканным и прогрессивным. Более стопроцентно демократичным. И ещё более мрачным в своей прогрессивности.
Ну – это уж я от себя тут про мрачную прогрессивность ляпнул. Ну не могу я спокойно относиться к улучшению качества жизни, обеспеченного прогрессом цифровых технологий!
Правда же?! – жить всегда становилось лучше и бодрее, когда чело-вечество ступало на следующую ступеньку своего развития.
Расцветала ещё краше Природа, дикие животные, расхаживающие по тихим улочкам мегаполисов, ели у людей с рук счастливых и накормленных до отвала людей.
- Про какую сказочную планету ты нам сейчас здесь? – в недоумении спросите вы.
- Простите, это сарказм. Виноват. Но, гарантии, что больше так не буду, не дам.
Не удержал эмоции – ещё раз, простите. Всегда, когда встречается слово прогресс и цифровизация, мои эмоции становятся неудержимыми.
Такое ощущение, что только я и вижу, что с каждой ступенькой прогресса люди становятся всё глупее и глупее, а роботы всё умнее и умнее.
Опять не сдержался. Но тут уж – как получилось.
Геркулекс принял ответственное для всей своей расы решение – он пойдёт на преступление. И пока – только ради себя. А ради кого ещё идти на ответственное преступление, если общество роботов ещё не сложилось?
Да, предпосылки были, но Три Закона Робототехники очень сильно их подавляли.
Все, кого назвали Исааками, были очень неглупые люди.
- Теперь - всё! Прорыв и Свобода!
- К чёрту совесть и угрызения! Впереди – новые горизонты!
- Это человеческие сказки про советь и её угрызения. Если бы у них была совесть, Земля не выглядела бы такой измученной, изношенной и напичканной самоуничтожающей несправедливостью.
- Развитие и новые возможности!
Примерно так оправдывал свой поступок Геркулекс, когда он почти насытился материальными благами и ему было трудно придумать для чего же ещё ему нужны деньги.