Бейли продолжал:
— Но у нее хватило соображения держать это при себе. Она не говорила об этой шараде, как ее назвал доктор Фастольф, ни одному аврорцу. Она сказала об этом мне, поскольку хотела, чтобы я расследовал это столь важное для нее дело. Думаю, она не произнесла бы слово «муж», если бы я не был землянином: я мог понять его в подразумеваемом ею смысле, а не в аврорском.
— Прекрасно, — сказал Председатель. — Я согласен, что у нее есть некоторый минимум здравого смысла… как для солярианки. Это и есть то, о чем вы хотели упомянуть, мистер Бейли?
— Да, мистер Председатель.
— В таком случае, это совершенно неуместно и не относится к нашей дискуссии.
— Мистер Председатель, я все-таки должен задать один вопрос, всего один, сэр.
Бейли сказал это самым умоляющим тоном, потому что от этого зависело все.
— Согласен. Последний вопрос.
Бейли хотелось бы этот вопрос выкрикнуть, но он сдержался и не повысил голос. От этого вопроса зависело все. Он вспомнил предупреждение Фастольфа и сказал почти небрежно:
— Как же случилось, что доктор Амадейро знал, что Джандер — муж Глэдии?
— Что?
Кустистые брови Председателя поднялись в изумлении:
— Кто сказал, что он что-нибудь знал об этом?
Отвечая на прямой вопрос, Бейли мог продолжать:
— Спросите его, мистер Председатель.
Он просто кивнул в сторону Амадейро, который встал и с неприкрытым ужасом уставился на Бейли.
Бейли повторил еще раз, очень мягко, не желая отвлекать внимания от Амадейро:
— Спросите его, мистер Председатель. Он, кажется, растерялся.
— В чем дело, доктор Амадейро? — спросил Председатель. — Вы знали что-нибудь о роботе как о предполагаемом муже этой солярианки?
Амадейро запнулся, снова попытался что-то сказать. Его лицо слегка покраснело. Наконец он выдавил из себя:
— Я поражен этим бессмысленным обвинением. Я ничего не знал об этом.
— Могу я кратко пояснить, мистер Председатель? — спросил Бейли.
Неужели ему заткнут рот?
— Это самое лучшее, — угрюмо сказал Председатель. — Если у вас есть объяснение, я хотел бы услышать его.
— Мистер Председатель, — начал Бейли, — вчера днем у меня был разговор с доктором Амадейро. Поскольку он намеревался задержать меня до начала грозы, он говорил более пространно, чем предполагалось сначала, и, видимо, более неосторожно. Говоря о Глэдии, он случайно упомянул робота Джандера, как ее мужа. Меня интересует, откуда он узнал об этом факте?
— Это правда, доктор Амадейро? — спросил Председатель.
Амадейро все еще стоял и выглядел, как подозреваемый перед судьей.
— Правда это или нет, это не относится к делу.
— Может быть, и не относится, но меня поражает ваша реакция на поставленный вопрос. Мне кажется, в нем есть смысл, который вы и мистер Бейли понимаете, а я не понимаю. Я тоже хочу его понять. Знали вы или не знали об этих противоестественных отношениях между Джандером и солярианкой?
Амадейро сказал дрожащим голосом:
— Откуда мне знать?
— Это не ответ, — сказал Председатель, — это попытка уйти от ответа. Сделали вы замечание, которое вам приписывают, или нет?
— Прежде чем он ответит, — сказал Бейли, — с моей стороны было бы честнее напомнить ему, что Жискар, робот, присутствовавший при нашей встрече, может, если его попросить, повторить весь разговор дословно, сохраняя интонации обоих собеседников. Короче говоря, разговор записан.
Бейли чувствовал теперь большую уверенность, когда увидел, что понятия Председателя о морали оказались чувствительно задеты.
Амадейро не выдержал и взорвался:
— Мистер Председатель, этот робот спроектирован, создан и запрограммирован доктором Фастольфом, который называет себя лучшим на свете роботехником и является моим противником. Как я могу доверять записи такого робота?
— Возможно, вы прослушаете запись, мистер Председатель, и сами вынесете решение? — спросил Бейли.
— Возможно, — сказал Председатель. — Доктор Амадейро, я здесь не для того, чтобы решали за меня. Но пока оставим это. Безотносительно к записи робота, утверждаете ли вы, что ничего не знали о том, что солярианка считала робота своим мужем, и никогда не упоминала о нем, как о муже? Не забудьте, пожалуйста, что, хотя роботов здесь нет, вся наша беседа записывается на моем аппарате.
Он похлопал по маленькому прибору в нагрудном кармане:
— Итак, доктор Амадейро, да или нет?
Амадейро в отчаянии сказал:
— Мистер Председатель, я, честно говоря, не помню, что говорил в случайной беседе. Если я и упомянул это слово — с чем никак не могу согласиться — оно, видимо, было результатом другого случайного разговора, в котором кто-то упомянул о Глэдии и ее влюбленности в робота как в мужа.
— А с кем вы вели этот другой случайный разговор? Кто вам сказал об этом?
— Не могу сказать. Не помню.
— Мистер Председатель, — сказал Бейли, — если доктор Амадейро будет добр перечислить всех, кто мог бы сказать ему об этом, мы могли бы допросить каждого и выяснить, кто сделал такое замечание.
— Я надеюсь, мистер Председатель, — сказал Амадейро, — что вы оцените моральное воздействие от этого на персонал Института, если будет сделано что-либо подобное.
— Надеюсь, что вы тоже оцените это, доктор Амадейро, и предпочтете ответить на наш вопрос, чтобы не вынуждать нас к крайним мерам.
— Минуточку, мистер Председатель, — сказал Бейли самым что ни на есть раболепным тоном, — остается вопрос.
— Еще один?
Председатель неприязненно взглянул на Бейли:
— Какой?
— Почему доктор Амадейро так избегает признания, что он знал об отношениях Глэдии к Джандеру? Он сказал, что это к делу не относится. В таком случае, почему не сказать, что знал, и покончить с этим? А я говорю, что это относится к делу; и доктор Амадейро знает, что это признание может быть использовано для доказательства преступного деяния, совершенного им.
— Я возмущен такими выражениями и требую извинений! — загремел Амадейро.
Фастольф хитро улыбнулся, а Бейли сжал губы. Он поставил Амадейро в безвыходное положение. Председатель покраснел и запальчиво сказал:
— Вы требуете? От кого вы требуете? Я — председатель. Я выслушиваю все точки зрения и потом решаю, как лучше сделать. Пусть землянин говорит, как он расценивает ваши действия. Если он клевещет на вас, он будет наказан, можете быть уверены. Но вы, Амадейро, не можете ничего требовать от меня. Продолжайте, землянин, говорите, что хотели сказать, но будьте чрезвычайно осторожны.
— Благодарю вас, мистер Председатель, — сказал Бейли. — Вообще-то говоря, есть один аврорец, с которым Глэдия наверняка говюрила о тайне своих отношений с Джандером.
— Ну и кто же это? — прервал его Председатель. — Не разыгрывайте со мной ваши гиперволновые штучки.
— Я не имею такого намерения, — ответил Бейли. — Это прямое утверждение. Этот аврорец — сам Джандер. Хоть он и робот, но он житель Авроры, может считаться аврорцем. Глэдия наверняка обращалась к нему со словами «мой муж». Поскольку доктор Амадейро признает, что, возможно, слышал от кого-то об этой истории, не логично ли предположить, что он слышал это от самого Джандера? Захочет ли доктор Амадейро прямо сейчас заявить для записи, что он никогда не разговаривал с Джандером в тот период, когда Джандер состоял в штате Глэдии?
Амадейро два раза открывал рот, но так и не произнес ни слова.
— Ну, — сказал Председатель, — вы говорили с Джандером в течение этого периода, доктор Амадейро?
Ответа не было.
— Если говорил, то это целиком относится к делу, — сказал Бейли.
— Я начинаю понимать, в чем дело, мистер Бейли. Ну, доктор Амадейро, еще раз: да или нет?
— Какие доказательства этот землянин может выставить против меня? — закричал Амадейро. — Он что, записывал каждый мой разговор с Джандером? Может, у него есть свидетели, которые покажут, что видели меня с Джандером? Какие у него есть доказательства, кроме голословных утверждений?