— Как имя этой странной личности? — спросил секретарь Фил Эвэнс.
— Робур, — ответил дядюшка Прудэнт.
— Робур!.. Робур!.. Робур!.. — заревело все собрание.
Если затем быстро восстановилось согласие, то исключительно потому, что Уэлдонский институт надеялся разрядить на носителе этого странного имени весь избыток своего раздражения. И буря на мгновение затихла, по крайней мере внешне. Да и как могла она затихнуть у народа, который угощает Европу такими бурями в форме шквалов два или три фаза каждый месяц!
ГЛАВА III,
в которой новое действующее лицо не считает нужным, чтобы его рекомендовали, предпочитая сделать это самолично
— Граждане Соединенных штатов Америки! Мое имя Робур[14], и я считаю себя достойным этого имени. Мне сорок лет, хотя на вид мне меньше тридцати. У меня железное телосложение, исключительная выносливость, замечательная мускульная сила и такой желудок, который считался бы превосходным даже в мире страусов. Вот мои физические качества.
Его слушали. Да! Те, кто только что так шумел, были ошеломлены в первую минуту неожиданностью этой речи pro facie sua[15]. Кто это? Сумасшедший или мистификатор? Но кто бы он ни был, он импонировал. Все затаили дыхание в этом собрании, где еще так недавно бушевал ураган. Это был штиль на море после бури.
Робур производил впечатление именно такого человека, каким он себя описывал. Он был среднего роста, широкоплечий; его фигура напоминала правильную геометрическую трапецию, в которой длинное основание составляла линия плеч. И на этой линии красовалась громадная шарообразная голова. На чью голову из мира животных была она похожа? На голову быка, но быка, облагороженного интеллектом. Его глаза при малейшем противоречии загорались огнем негодования, а брови, исключительно подвижные, свидетельствовали о его редкой энергии. Короткие слегка курчавые волосы с металлическим отблеском выглядели как железные стружки. Его широкая грудь подымалась и опускалась подобно кузнечным мехам, а руки и ноги были вполне достойны его туловища. Ни усов, ни бороды у него не было, благодаря чему явственно выделялись челюстные связки, свидетельствуя об исключительной силе его жевательных мышц.
Откуда, из какой страны явился этот замечательный тип, сказать было трудно. Во всяком случае, он хорошо говорил по-английски, без той медлительности в произношении некоторых слов, которая отличает язык янки от языка жителей Новой Англии.
Робур продолжал:
— Сейчас я познакомлю вас, уважаемые граждане, с моими моральными качествами. Вы видите перед собой инженера, моральные качества которого не уступают его физическим. Я ничего и никого не боюсь. Моя сила воли никогда не уступает ничьей другой силе. Раз я поставил перед собой какую-нибудь цель, то вся Америка, весь мир, действуя заодно, напрасно пытались бы помешать мне достигнуть этой цели. Когда какая-нибудь идея приходит мне в голову, я требую, чтобы ее разделяли и другие, и не выношу противоречий. Я останавливаюсь на всех этих подробностях, уважаемые граждане, для того, чтобы вы узнали меня основательно. Подумайте хорошенько, прежде чем меня прерывать, так как я пришел сказать вам о вещах, которые, может быть, вам не понравятся.
В передних рядах зала послышался шум, постепенно все усиливавшийся и напоминавший шум морского прибоя, — признак того, что море не замедлит сделаться бурным.
— Говорите, уважаемый иностранец! — ответил дядюшка Прудэнт, с трудом стараясь сохранить спокойствие.
И Робур продолжал, уже не заботясь о своих слушателях:
— Да! Я знаю! После целого столетия разных опытов, которые ни к чему не привели, разных попыток, совершенно безрезультатных, все еще существуют плохо уравновешенные умы, которые упрямо продолжают верить в возможность управления аэростатами. Они полагают, что тот или другой двигатель — электрический или какой-либо иной — может быть применен к их претенциозным «бодрюшам»[16], которые находятся в такой зависимости от атмосферных течений! Они воображают, что смогут управлять аэростатами в воздушных сферах, подобно капитанам морских кораблей. Только потому, что нескольким изобретателям удалось — или, вернее, почти удалось — двигаться при тихой погоде против легкого ветра, они вообразили, что управление воздушными судами, Долее легкими, чем воздух, будет вскоре достигнуто. Оставьте! Вас здесь около ста Человек, верующих в осуществление этой мечты, людей, которые бросают не в воду, а в воздух многие тысячи долларов. Но ведь это значит бороться с невозможным!
16
Бодрюш — пленка от кишок животных, применяемая для выделки оболочек аэростатов. Здесь словом «бодрюш» пренебрежительно названы все баллоны.