На эти дома сейчас большой спрос, их покупают рок-певцы и звезды кино и эстрады в надежде воскресить для своих детей атмосферу безмятежного спокойствия, создать иллюзию уединенности, жизни вне времени, которую навевает река. “Милая Темза, тише, не кончил я песню мою…”[10] Уэнди чуть ли не с благоговейным ужасом собралась обрушить на меня краткую сопоставительную сводку цен на недвижимость в этом районе, но я сказала нет, нет, не надо. Например, дом Алисон, не имеющий номера, но зарегистрированный в почтовом ведомстве под названием “Отрада”, оценили в миллион фунтов стерлингов и лишь потому, что он обветшал, последние пять-десять лет о нем почти не заботятся. Очень характерно для множества состоятельных пожилых дам, заметила Уэнди, они живут себе и живут, а потом вдруг спохватятся, что пришла старость, одной жить трудно, и переезжают к детям или в дом для престарелых, а кто-нибудь покупает дом за гроши и отделывает заново.
Уэнди поднялась на парадное крыльцо, и дверь ей открыла женщина под сорок, ученого вида, как определила Уэнди, то есть у нее было бледное, худое лицо, большие близорукие глаза, с которых она то и дело откидывала неухоженные волосы, подбородок чуть не упирался в плоскую грудь от привычки проводить время за чтением книг, выражение отсутствующее, как у всех, кто живет в мире идей и далек от реальной жизни. Я сама немного этим грешу, хотя отрывают меня от жизни не мои собственные идеи, а чужие фантазии, которыми я забиваю свою голову. И все же хочется думать, что хотя бы в перерывах между периодами запойной работы над фильмами я могу показаться на людях с волосами, от вида которых можно лишь ахнуть, с безупречным маникюром и в туфельках — последний крик моды, так что меня легко примут за непременного члена светских тусовок. Впрочем, Красснер не замечает разницы. Может быть, он и вовсе не связан с реальной жизнью, и я в его представлении всего лишь статистка, которая ждет на съемочной площадке, когда ее позовут в эпизод.
Но бог с ним со всем, сейчас для меня самое главное — найти родных, а эта женщина, возможно, моя — кто? двоюродная сестра? Двоюродная сестра — это дочь родной тетки, дочь единоутробной сестры моей мамы — седьмая вода на киселе. Не слишком близкое родство, чтобы искать фамильного сходства или ожидать традиционного приглашения на рождественский ужин, но хоть что-то. У Алисон были дети, эта женщина — ее дочь. Я с замиранием ловила каждое слово Уэнди.
Женщина отнеслась к Уэнди, объяснившей цель своего визита, не то чтобы враждебно, но настороженно. Сказала, что она дочь Алисон, Лорна, у нее есть старший брат, Гай, и призналась, что с прошлым матери связана какая-то тайна.
Агентство “Аардварк” потрудилось на славу. На стене у парадного крыльца Уэнди с удовлетворением прочла на почерневшем и замшелом деревянном указателе выжженное раскаленным железом название — “Отрада”. Мисс Даусон сказала, что ее мать, миссис Даусон, недавно перевезли в платный интернат для престарелых. Уэнди увидела за спиной Лорны уютный захламленный холл, всюду книги, бумаги, дверь из холла распахнута в просторную гостиную с огромными окнами, из окон вид на спускающийся к берегу газон и Темзу. У нее сложилось впечатление, что детей в доме нет. Лорна не пригласила Уэнди войти, так и держала ее на пороге. Прежде чем принимать какое-то решение, сказала она, ей нужно обсудить все с братом Гаем. Она обещала позвонить Уэнди, взяла ее визитную карточку, однако своего телефона не дала. Агентство “Аардварк” этим не смутишь, для них электронный адрес, факс, телефонный номер, срок окончания действия кредитной карточки, все данные о проведенном отпуске, пределы расхода средств, установленные банком, — открытая книга. Вы только скажите, что вас интересует, они тут же вам предоставят.
Когда Уэнди уже прощалась, Лорна сказала:
— Мне казалось, что закон 1974 года о правах детей разрешает только детям разыскивать родителей; по-моему, родители не получили права искать своих детей.