Мы пошли вместе, и это снова напомнило мне, как я ценил дружбу герцога.
— Твой отец всегда хорошо ко мне относился, — сказал он на ходу. — В нём всегда было много скрытых глубин.
Я согласно кивнул, не зная, что сказать.
— Большинство людей этого не замечали, потому что он не тратил времени на разговоры, но я это понял с первого раза, когда он выполнил для меня работу, — продолжил он.
— Какую?
Джеймс тихо засмеялся:
— Сломанная ось на одной из наших повозок. Она сломалась за месяц до этого, во время поездки в Арундэл. Я позволил тамошнему кузнецу починить её, но его шов не продержался. У твоего отца на счёт этого были кое-какие весьма яркие выражения.
Я вполне мог вообразить. Он всегда имел твёрдое мнение о неряшливо сделанной работе.
— Могу предположить, что он отказался снова её чинить.
Глаза Джеймса загорелись:
— Это точно. Сказал, что нужно будет выковать ось заново, и что старую нужно просто отправить в металлолом. Я хотел, чтобы он просто залатал её, как раньше, но он и слушать не желал. Я думал, что он просто пытался выбить из меня побольше денег, поэтому стал спорить с ним. Знаешь, что он мне сказал?
Я примерно представлял, что он мог сказать, но не хотел портить ему рассказ:
— Нет, сэр, — сказал я.
— Он сказал, что если я хотел «выполнения хреновой работы», то я, чёрт побери, мог поискать для этого кого-то другого. Я думал, что он начнёт огнём плеваться, когда он это сказал.
Я засмеялся:
— И что ты сделал?
— Я пошёл к другому кузнецу. Я был весьма зол на твоего отца. Ты должен понять, что будучи герцогом, причём молодым, я не был привычным к такому обращению. В то время я серьёзно раздумывал о том, чтобы наказать его за дерзость, но сдержался. Два месяца спустя эта ось снова сломалась, — сказал он, и приостановился на миг, когда мы прошли через дверь в главный зал.
Когда мы вошли, я увидел новую выкованную из железа люстру над высоким столом.
— И что ты сделал? — подтолкнул я хозяина дома.
— Я проглотил свою гордость, и пошёл к нему. Он ни слова об этом не сказал, но его глаза сообщили мне всё, что мне нужно было знать про его мнение насчёт моей глупости. После завершения работы я заплатил ему вдвое больше, чем он просил. С тех пор к другим кузнецам я не обращался, — улыбнулся он, вспоминая.
— Эту историю я раньше не слышал, но это точно про него, — согласился я. Подняв взгляд, я увидел, почему мой отец желал, чтобы я сюда пришёл.
Большинство людей не думает о ковке, когда речь заходит об искусстве, и, по правде говоря, Ройс никогда не был художником, в строгом смысле этого слова. Он просто очень хорошо работал. Люстра на потолке имела простую конструкцию, с длинными, изящно изогнутыми перекладинами, поднимавшимися в одну точку посередине и поддерживавшими кольцо ламп. Я достаточно знал о его ремесле, чтобы предположить, где были швы, но их не было видно. Металл был загнут и аккуратно сварен, прежде чем отец заполировал любые изъяны соединений.
Для неискушённого взгляда она была лишь функциональной, но мои глаза видели тщательную заботу, которую он вложил в создание люстры. Она была идеальна во всех мелочах. Я долго глядел на неё, пока мой взгляд не затуманился, и я не был вынужден смахнуть слёзы.
Он сделал её ни для меня, ни для кого-то другого. Как и со всем остальным, он создал её просто из радости самого творения. Его послание было ясным, даже для меня. Я снова смог услышать его слова, потому что он часто их мне говорил: «если что-то стоит делать, то это стоит делать правильно».
Моему отцу не всё удавалось, ибо он был не более идеален, чем я сам, но он старался — что бы он ни делал. Я мог лишь надеяться жить согласно его примеру.
Послесловие
Следует заметить, что мой собственный отец умер, когда я начинал писать эту книгу. Его уход сильно повлиял на тон поздней части сюжета. Большая часть того, что сказано здесь о Ройсе Элдридже, было написано в память о нём, и о том, что он говорил мне в детстве. Я вынужден был изменить некоторые слова из необходимости, но дух их остался неизменным. Его последний эпизод в этой истории, и эпилог, были напрямую вдохновлены моей собственной жизнью в его последние дни. Я могу лишь надеяться, что он бы одобрил.
Майкл Г. Мэннинг