Песнь XI
ПОБЕДА НАД БХАРГАВОЙ
1—2. Однажды пришел к владыке земли Каушика[314] и просил его, чтобы он послал с ним Раму ради избавления от препятствий его обрядов; Рама еще носил тогда локоны, как вороньи крылья[315], но возраст — не помеха для могучего. С трудом обретенного, отпустил все же сына с мудрецом царь, покровитель ученых, и с ним Лакшману; никогда не отказывали в роду Рагху просящим, даже если речь шла о самой жизни.
3—5. И едва только царь повелел украсить улицы города в честь их отбытия, как облака тотчас же откликнулись вместе с ветрами, пролив на город цветочные дожди. Братья-лучники, повинующиеся велению отца, пали в ноги ему; и когда они склонились перед ним, слезы царя пролились на них, готовых отправиться в путь. И влага слез отца осталась на их волосах, когда, вооруженные луками, они последовали за мудрецом, а глаза горожан, провожавшие их взглядом, украсили улицу, как цветы висящих арками гирлянд.
6—7. Мудрец пожелал взять с собой вместе с Рамой только Лакшману — потому вместо войска царь послал с ними одни благословения — этого достаточно было для защиты обоих братьев. И, поклонившись в ноги матерям своим, оба ушли вслед за великим мудрецом, как месяцы мадху и мадхава[316] следуют пути светозарного солнца.
8—12. Шествие братьев подобно было течению реки Бурной и реки Крушащей[317], в пору дождей оправдывающих свои имена, — как грозные волны, двигались их руки, но юность скрашивала неистовство их движений. Хотя ноги их привыкли больше к ровным полам, выложенным драгоценными камнями, благодаря действию двух заклинаний, которым их научил мудрец, — «сила» и «пересила»[318] — оба чувствовали в пути не больше усталости, чем если бы они не покидали материнского крова. Рагхава с братом, обычно не пускавшиеся в путь иначе, чем на колеснице или на коне, теперь неутомимо шли пешком — словно на колеснице, несло их повествование древних легенд, которые знал превосходно друг их отца. В пути озера дарили им свежую воду, птицы — трели, услаждающие слух, ветер — пыльцу благоухающих цветов и облака дарили тень. А отшельникам, что встречались в пути, на них взирать было приятней, чем на воды, покрытые прекрасными лотосами, чем на деревья, чья тень прогоняет усталость.
13—14. Когда достигли лесной обители Маданы[319], чье тело испепелил Шива, сын Дашаратхи с луком в руках словно воочию представил там бога любви обликом, хотя и не делами. А когда дорога привела их к местам, обращенным в пустыню дочерью Сукету[320], повесть о проклятии которой им поведал Каушика, оба юных воина, поставив луки одним концом на землю, надели на них тетивы.
15—20. И заслышав звон тех тетив, явилась перед ними Тадака[321], темная, как ночь новолуния. Серьги из человеческих черепов качались в ее ушах, подобные вереницам журавлей, пролетающим под грозовой тучей. С ужасным воплем она устремилась на старшего брата, одетая в лохмотья от саванов, и деревья на пути ее задрожали, как от вихря, налетевшего с кладбища. Рагхава, видя, как приближается она к нему, опоясанная человеческими кишками, с подъятою рукою, подобной палице, пустил в нее стрелу, с которой ушло и его отвращение к убиению женщины. Стрела Рамы вошла в твердокаменную грудь Тадаки и разверзла в ней вход для смерти, до того не посягавшей на владения ракшасов. Пав на землю с пронзенным сердцем, демоница заставила содрогнуться не только окрестности своего леса, но и Удачу Раваны, неколебимую после его побед в трех мирах. Пораженная в сердце бьющей наповал стрелою Рамы, Тадака, бродящая в ночи, плавая в зловонной своей крови, отправилась прямиком в обитель смерти, как дева, чье сердце пронзила убийственная стрела бога любви, уходит ночью в дом возлюбленного умащенная благоуханным шафраном и сандалом.
315
Локоны, как вороньи крылья — традиционная прическа юноши (особенно воинского сословия), оставлявшая по три или пять локонов на висках.
316
Месяцы мадху и мадхава — обычно называемые
317
Бурная и Крушащая — соответственно: Уддхья и Бхидья, реки, нередко упоминаемые в поэзии, но определенно не локализованные.
320
С у к е т у — царь якшей, горных духов, чья дочь проклятием мудреца Агастьи была обращена в демоницу.