Новой оплеухи не последовало. Брат брезгливо сплюнул и процедил:
- Трогать-то тебя теперь противно! Петух драный! Чё, не так, скажешь?.. Он же ебёт тебя, пижон этот? Или это ты его долбишь? А может, хуй сосёшь?
Алёша не мог ему ответить, он тогда как в ступоре был. Каждым словом Олег будто втаптывал в грязь его чувства к Эдику, их отношения, да и самого Алёшу. Ещё тогда хотелось плакать… Но нельзя было, ни в коем случае, он понимал, что так окончательно «опустит» себя в глазах брата. И слёзы, не находя выхода, копились, копились – чтобы прорваться вдруг безудержным, отчаянным гневом.
- Ненавижу!!! – изо всех сил заорал Алёша, выплеснув разом и обиду, и разочарование. – Уроды тупорылые! Ненавижу вас!!!
На него такая горячка напала – голова кипела, ничего не соображал. Дальше – только и запомнил: как оттолкнул брата, схватил куртку и хлопнул дверью, так, что она едва с петель не слетела. «Вот вам, суки! Видали пидора, да!!!»
… На улице он немного остыл. Пометался, как бешеный слон, скурил остаток сигарет. А потом двинулся к Женьке.
- Это чего, правда? Или Валька гонит? Ну, то, что ты, типа… по мужикам как бы… - друг прятал глаза и всё спрашивал, спрашивал… приоткрыв дверь, не пуская Алёшу на порог. Хотя, ещё позавчера тот у него ночевал, после того, как допоздна опробовали новую приставку. А теперь вот… - Правда, значит?.. Ну, ты дал, конечно. Не, я ничё, друзья, без балды… Просто щас у меня нельзя, отчим из рейса вернулся, в общем, ты понимаешь…
Женька ещё чего-то мямлил, но Алёше уже не было нужды в его объяснениях. Он и так понял, что превратился для Женьки в позорную проблему, и дружить с ним теперь можно разве что тайком. Если бы не та ссора дома, с братом… Алёша бы сейчас, наверное, заорал на всю лестницу: «Что ж я вам сделал-то, а?! За что вы так со мной?!» Если бы… Но внутри всё будто перегорело. Пусто было. Единственное, что он чувствовал – как пылала, будто обожженная, щека, по которой ударил его Олег.
- Курить хоть дай, - хмуро попросил он Женьку.
- А… щас, - с нескрываемым облегчением отозвался тот. И потопал за сигаретой… предусмотрительно закрыв дверь, оставив Алёшу дожидаться снаружи.
… И, всё-таки, он немного сомневался: стоит ли звонить Эдику. Конечно, Алёша понимал, что раз Эдик ни от кого не скрывается – вон, и друзья у него тоже… и на работе знают, Эдик сам говорил – то и проблем быть не должно. И потом, Алёша ведь так расхрабрился ради него. То есть, ради них. И Эдик был доволен – когда они целовались в кафе, при всех.
Но вот было что-то такое… мутное, чего Алёша не мог себе объяснить. Однако, он списал все свои дурные предчувствия на паршивое настроение – конечно, а какое оно ещё может быть, после того, что дома произошло, и потом, с Женькой – и набрал-таки заветный номер.
Когда же он услышал ответ Эдика: «Да не вопрос, солнце, лови адрес!» - то едва не запрыгал от счастья.
Алёша кинул прощальный взгляд на родной двор. «Ну и валите в пизду!» Он от души пнул попавшуюся под ноги банку из-под пива. И отправился… туда, где его любят, ждут и примут таким, какой он есть.
* * *
Подъезд у Эдика, и впрямь, был вылизанный. Как и весь дом, и двор. Алёша даже застеснялся, что у него кроссовки грязные… Тем более, Эдик вышел его встречать, и выглядел так шикарно – весь благоухал чем-то вкусным, и волосы уложены. Алёше было приятно и, в то же время, не по себе – ради него любимый расстарался, а он, как замухрышка…
Правда, в подъезде настроение немного подпортил недовольный взгляд, которым смерила Алёшу тётка-консьержка. Наверное, бесилась из-за того, что не может тормознуть чужака – он ведь не сам по себе, он с Эдиком.
Они держались за руки, и Алёша ожидал, что вот сейчас они окажутся в квартире Эдика и там, наконец… ну, в квартире же, всяко, удобнее, чем в машине или туалетной кабинке… Хотя, дело, конечно же, не в этом – Алеша думал, что настоящим любовникам нужна настоящая постель. Чтобы делать всё-всё, и никуда не торопиться, и никто бы не мешал…
Поэтому он растерялся, увидев в квартире маму Эдика. Почему-то казалось, что тот живет один. Это немного огорчило, но что поделаешь… Да и – мама как мама, красивая, Эдик на неё похож. Только смотрела на Алёшу уж больно жалостливо – не иначе, Эдик ей наговорил всякого. Гораздо больше огорчило то, что Эдик отвел ему место для ночевки не в своей постели, а на диване в другой комнате. Но Алёша решил, что, может, ему неловко – при маме… Да и вымотал его этот вечер так, что впору дрыхнуть без задних ног.
Но почему-то не спалось. Ворочался-ворочался, а желанная дрёма всё не шла. Вздохнув, он поднялся и пошел к Эдику. Не за сексом, нет… хотя, было бы неплохо… Поговорить просто. Он ведь сегодня, получается, и семьи лишился, и друзей, и вообще – всей прежней жизни. В такой момент позарез нужен кто-то рядом. Родная душа, перед которой не стыдишься сопли распустить: мол, что за жизнь такая, сука. И как все же, хорошо, когда есть тот, кто поддержит…
Алёша нерешительно замер у двери Эдиковой спальни – там свет не горел. Если спит, не стоит грузить его своими бедами. Ему с утра на работу, наговорятся ещё…
И тут появилась мама Эдика.
- Ты ищешь туалет? Туда, прямо по коридору.
- Я… а, да, спасибо, - Алёша растерялся. Несмотря ни на что, он неуютно себя чувствовал в её присутствии. Вроде, и разговаривала доброжелательно, и ничего в ней враждебного не было. Но Алёше казалось, что это из-за неё он ощущает себя здесь таким… неуместным. Будто каждый шаг его здесь, каждое прикосновение оставляют грязный след, который ей приходится долго отмывать. И Алеша надеялся, что разговор с Эдиком поможет…