— Один раз, что ли, доченька, я ее распахивал?
— Нет, много, много раз, Омардада! А помнишь, в тот год, когда я пошла в школу, ты на ней посеял лен.
— Да, да, посеял лен, — подтвердил он, задумчиво поглаживая бороду. — Вокруг не найдешь ни одного клочка земли, который мне не приходилось бы распахивать дважды, а то и трижды!.. «Была и у меня молодость, хоть ногу сломал, не хромал я», — запел он тихонько и пошел к аулу.
Я стояла у делянки. Этот участок земли мы когда-то получили от колхоза. А потом мама сказала, что мы не сможем его обработать, и вернула в колхоз. С этим уголком многие годы у меня были связаны и печали и радости. Нет, не землю, вывернутую трактором, видела я теперь. Сквозь ровные борозды проступало испещренное морщинами любимое лицо матери, потом оно постепенно отступило, и передо мной возник ее прежний облик. Вот она, молодая, здоровая… На белой гладкой коже выступили капельки пота. Из-под цветастой шали выбились черные кудрявые волосы. Мама стоит среди созревших колосьев и смотрит вверх. В ее огромных серых глазах испуг: по небу ползут черные тучи — не было бы грозы!
Мои мысли бегут, как горные потоки после бурного дождя. Не только хорошее вспомнилось мне… Прошлое проходит без прикрас, таким, каким оно было. Годы не бежали так легко и быстро, как теперь бегут воспоминания. Сколько раз смелые мечты заставляли меня взмахнуть крыльями! И сколько раз, обломав еще не окрепшие крылья, я падала в пыль. И моя мать, стряхнув эту пыль, поднимала меня, — так птенца, выпавшего из гнезда, поднимает птица.
И вот сегодня, как и в прошлом году, я стою у делянки рядом с кладбищем. Опять звенят песни, гудит трактор. Только нет рядом со мной моего старого друга, и первую борозду пропахать суждено в этом году Тажудину. Он положил на камень большой кусок грудинки, рядом поставил кувшин бузы… На меня сыплет слезы цветущая яблоня… О ком ты грустишь? Я тоже помню его…
Эта делянка словно брошка на груди у скалы! Я гляжу на небольшой уголок земли, и передо мною проходит прошлое нашего аула… Моя мать — обыкновенная женщина… Извилистым был ее жизненный путь, как извилиста каменистая тропинка, то взбирающаяся в гору, то сбегающая вниз, то петляющая между скалами. Где начало этого пути? Не знаю твердо, но мне кажется, что он начинается с маленького клочка родной земли, с этой делянки… Пойдемте, дорогой читатель, вместе со мною и поищем мое потерянное здесь детство…
В очаге потрескивал рассыпающийся от сухости прошлогодний кизяк. Заплясали язычки синего пламени, в комнате запахло поздним летом.
Мама готовила ужин. Склонившись над доской, она просеивала муку, и при каждом резком движении черные косы ее касались пола… Заскрипели открывающиеся ворота. Мама быстро повернулась к двери. Лицо ее, кое-где испачканное мукой, просияло.
— По-моему, это Омардада, — сказала она, улыбаясь своим мыслям.
— Его время еще не наступило, — со смехом возразил отец. — Он скорее всего явится в полночь и скажет: «Как вы рано легли!»
— Говорю тебе, что Омардада. Только он с таким грохотом открывает ворота, — настаивала мать.
На пороге действительно вырос Омардада.
— Богатым будешь, — пошутила мать. — Мы о тебе только что говорили.
— И теперь вы скажете, что я вас разбудил? — спросил он, весело прищуривая и без того узкие глаза.
— Омардада, возьми меня к себе сегодня! — попросила Нажабат — моя младшая сестра.
— Нет, сегодня моя очередь! — закричала я и бросилась к Омардаде.
— Ну, довольно! Если вы будете так надоедать, Омардада больше к нам никогда не придет, — проговорила мама. Она, стараясь не насорить мукой, вытирала руки влажной тряпочкой.
— Ты приглашаешь нас отпраздновать окончание сева? — усмехаясь, спросил отец. — Что затевает щедрая Халун?
Омардада не спеша снял свою лохматую шапку и потряс ею. На пол с легким шумом посыпались засохшие комочки земли.
Мать с улыбкой посматривала то на запорошенный пол, то на смеющегося отца.
— Недурно у вас получается, — притворно нахмурился Омардада, — я наработался, да еще и приглашать вас должен!
— Ну а как же, ты ведь сев закончил, — не унимался отец.
— Я-то закончил, а ты вот и не начинал, — сказал Омардада, оставаясь внешне серьезным. — Ну, мне некогда шутки шутить! Покажите, все ли у вас готово к завтрашнему утру.
— Видно, что перед приходом к нам ты впрок намотал на ус сердитые слова…
— Лучше сегодня ссориться, чем завтра драться. Если до восхода солнца не начну пахать, буду считать день пропавшим. Все должно быть к утру готово!