Копия карты и программа совещания предварительно были разосланы всем ученым, приглашенным на съезд, с тем чтобы они могли подготовить свои выступления на предстоящем обсуждении главного вопроса: «Какими признаками следует руководствоваться при разделении России на сельскохозяйственные районы, в коих должны быть открыты районные опытные сельскохозяйственные станции».
После вступительной речи председателя совещания и автора проекта сети предполагаемых станций селекционера Владимира Владимировича Винера начались прения.
Жаркий бой разгорелся вокруг Кавказа, ибо отнесение его к единому сельскохозяйственному району не соответствовало действительности — там нужны были виноградарские, цитрусоводческие станции, поднимался вопрос о выращивании и производстве чая. Средняя полоса России, выделенная как основной район производства зерна, овощей и прядильных культур, споров не вызывала. О Приполярье, входящем в огромную арктическую область, окрашенную на карте в белый цвет, никто не говорил. Да и что было говорить, когда в области этой, по утверждению ученых, земледелия не было.
Андрей Журавский, по договоренности с Винером, перед своим выступлением наколол на настенной карте красный шнур, отделив от внеземледельческой зоны две трети южной части. Вывесил он и свои карты, температурные графики, диаграммы, приготовил для раздачи по рядам массу фотографий роста и развития культурных растений и луговых трав. Он отчетливо понимал, что от этого совещания зависит, быть или не быть в Печорском крае опытной станции, быть ли ему самому признанным ученым-биогеографом.
— Господа! — очень волнуясь, начал он. — Карта физико-географических зон России — плод усилий виднейших ученых и целых научных коллективов. Что касается восьми южных зон, то она достоверна и отражает реальное положение вещей. Но относительно северной, арктической, зоны — это необоснованно жестокий приговор. Да, приговор! — громче повторил он, видя, как оживился зал. — Приговор, подобный року, а не научным выводам. Эта огромная территория России, — показал он на карте, — отнесена к внеземледельческим зонам только потому, что там-де не растут культурные растения. В описании «Европейской Сарматии» мы находим, что земли Вятской и Пермской губерний были лесисты и болотисты, а жители их не знали хлеба. Но народ освоил там земледелие, и они теперь стали житницами Урала и его промышленности. Теперь наука признает эти губернии земледельческими. Но это, господа, значит, что наша сельскохозяйственная наука едет на спине русского мужика, вместо того чтобы освещать ему путь.
— Верно! — громко сказал профессор Московского института Прянишников.
— Единственный признак, — продолжал смелее Журавский, — по которому вынесен этот приговор, — там нет культурных растений — ненаучен. Сельскохозяйственная пригодность того или иного района должна рассматриваться и проверяться по совокупности множества признаков: по распространению древесной растительности и луговых трав, по температуре вегетационного периода, по жизни и деятельности насекомых, по экономическим признакам населения и по его истории. Вот пример: из архивных данных следует, что под зерновыми культурами и льном в Усть-Цильме в тысяча семьсот восемьдесят первом году было пятьсот десять десятин, а сейчас — около двухсот. Перестали расти ячмень и лен? Нет. Хлеб и текстиль стало выгоднее выменивать у чердынцев на семгу и пушнину.
Журавский стал демонстрировать карты распространения лесов, цветковых растений, насекомых. Он показывал диаграммы распространения и урожайности овощей; брал в руки привезенные пудовый кочан капусты, огурец, морковь, свеклу...
— Все это выращено на шестьдесят шестом градусе северной широты, а здесь, — показал он на огромную настенную карту, — утверждается, что севернее шестьдесят второго градуса овощи расти не могут. Как же быть, господа?! Посильные мои исследования, исследования большого числа добровольных сотрудников Печорской естественноисторической станции доказывают, что земледельческие границы Отечества нашего могут быть смело расширены до той черты, по которой проходит красный шнур. — Андрей посмотрел на карту и на миг вспомнил, как в лютую стужу и страшные метели, по трупам десятков тысяч оленей, сквозь плач и стенания кочевников шли они с Никифором вдоль этой линии, обозначающей северную границу лесов. — Десятки миллионов десятин Российского Приполярья, где скрыты главные горные богатства нашего Отечества, будут зоной животноводства и овощеводства, если отечественная наука слезет со спины мужика и пойдет впереди, освещая его трудную борозду!