— Ничего, привычная, — густо покраснев, сказала жена.
— Какая-то ты, Вера, необычная, словно чужая. Соня, Женя, бегите ко мне! — позвал дочерей Журавский.
Дети давно уже ждали этого призывного крика отца и стремглав кинулись к нему. Степенно подошла и Наталья Викентьевна. На зятя она смотрела долго и испытующе, стараясь понять, узнал ли он, догадался ли о Верином постыдном положении? «Сам не слепой, да и люди не безъязыки? Да и Верка — бесстыдница: Костика не отдает, а пузо не прячет, — жгли мысли Наталью Викентьевну. — А куда спрячешь пузо-то, вон оно, а сколько Андрея дома не было, — любая кумушка на пальцах сосчитала. Горе ты, горе материнское, во сто крат ты тяжелее собственного».
— Наталья Викентьевна, — склонился к ней и поцеловал Андрей. — Спасибо вам за дочерей и сына — выглядят они у меня молодцами.
«Догадался, сердечный», — тяжело вздохнула теща.
В четыре часа пополудни во дворе дома Носовых, распахнутом к величавой печорской шири, Журавский открыл собрание членов Печорской естественноисторической станции и участников экспедиции.
Народу собралось много: вместе с рабочими в штат Северо-Печорской экспедиции было зачислено сорок два человека. Пришли на собрание учителя, священник, помощник исправника Серебренников, давно ставший негласным помощником Журавского. Явилось много крестьян, среди них Андрей приметил и тех, кто еще год назад считал картофель бесовским наваждением. Это бесконечно и радовало и волновало Журавского.
— Друзья мои! — начал он. — Прочту я вам строки из постановления совещания ученых. Оно касается всех нас, — поднял над головой книгу Журавский.
Разговоры разом стихли: было любопытно, что́ про их край написали ученые в Питере.
— Ученые все еще относят Печорский край к арктической зоне, — раскрыл книгу и показал карту Андрей. — Смотрите, наш край окрашен в белый цвет, и записано, что он «находится за пределами земледельческой культуры». Далее же они вынуждены были написать: «Но новейшие изыскания Печорской естественноисторической станции доказывают возможность сельскохозяйственной эксплуатации, и в Усть-Цильме должна быть устроена опытная сельскохозяйственная станция». Это знаменательные строки для Печорского края и всего Русского Севера! И вписаны в историю Приполярья они вами, друзья!
Собравшиеся радостно захлопали в ладоши. Положив книгу на стол, хлопал и Журавский.
— Печорская естественноисторическая станция — это вы, друзья, — продолжал Андрей. — Это труд десятков друзей народа, «присланных» царем нам в помощь, ваш труд, печорцы! Спасибо вам за это от ведущих ученых России!
Политссыльные первыми захлопали бурно, восторженно. Их поддерживали питерцы. Неумело, но громко хлопали руками-лопатами старообрядцы.
— Спасибо вам, — еще раз повторил взволнованный Журавский. — Я коротко сказал о том, что нами сделано. Позвольте рассказать о задачах сегодняшнего и завтрашнего дня.
— Охотно послушаем, Андрей Владимирович, охотно, — не вытерпел Артемий Соловьев.
— Был с нуждами края я принят председателем совета министров, были мы с Ефимом Манзадеем, сидящим вон там, на изгороди, — показал в сторону ненца Журавский, — у государя.
— Гли-ко, самому царю сподобилси! Да ишшо с самоедом! — задвигались, заерзали мужики. — Забыль, народной заступник. Чой-то он, царь-от, про нас бает, Володимирыч?
— Расскажу, мужики, на досуге, — пообещал Журавский, — сейчас надо наметить задачу уходящим завтра.
— Токо не оммани про царя-то, хоша за тобой такого не водитца.
— Не можете подождать до завтра, оставайтесь сегодня после собрания.
— Давай уговоримся опосля сходу — шибко хотца бывальшыну послухать, — упросили печорцы, взволнованные небывалой вестью.
— Хорошо, мужики. Так вот, — продолжил Журавский. — Взгляните на эту карту — это наш край с птичьего полета. Вот Тиман, с другого края Уральские горы, — показывал на хребты Журавский. — Посреди них на полторы тысячи верст пролегла наша Мати-Печора да на тысячу без малого — Уса, текущая от каменных углей. В Печору впадает Ижма, истекающая с Ухтой из нефтяных мест. Пижма и Цильма — дороги к Тиману. Короче, друзья мои, сама природа проложила нам дороги к своим кладовым.
— Ишь ты, не дремал господь-от, творя наш край, — качали головами старообрядцы.
— Нет, не дремал, — согласился Журавский. — Не мне рассказывать вам, что в поймах Печоры, Усы и их притоков сосредоточены два миллиона десятин самых лучших земель в крае, безбедно могущих прокормить двести тысяч коров.
— Куды нам стоко!
— Вам не надо. У вас их сейчас двадцать тысяч, и то не знаете, куда деть молоко.