Чтобы быть поближе к строительной площадке и к главному подрядчику, станцию Журавский перевел из дома сестер Носовых в «пригород» Усть-Цильмы, в деревеньку Чукчино, в хоромы старосты Григория Михайловича. У него же Соловьев выпросил в аренду поля и огороды, превратив многочисленную семью старосты в рабочих теперь уже государственной, финансируемой Сельскохозяйственной опытной станции. Перебрался в дом Григория Михайловича, сняв все четыре комнаты верхнего этажа, и сам Андрей с детьми. И еще одну услугу оказал вожак селян делу Журавского: он уговорил устьцилемцев нанять писарем самого большого сельского общества Николая Прыгина.
Первый в этом, 1911, году пароход, прибывший из Куи в уездную Усть-Цильму, привез Журавскому столько радости и печали, что их с избытком хватило на все огромное село вместе с политссыльными.
Радости были разные. Главное управление земледелия и землеустройства прислало штат сотрудников — нынешних выпускников сельскохозяйственных курсов: на должность помощника заведующего — Федора Федоровича Терентьева, самодовольного, заносчивого специалиста с дипломом; на должности сотрудников по агрономии и метеорологии прибыли две девушки — Ольга Васильевна Семенова и Наталья Викторовна Анисимова. В пакете, переданном Журавскому Терентьевым, были их документы, штатное расписание, подтверждения банковских перечислений. Отныне всем утверждалась твердая годовая зарплата: заведующему — 4000 рублей, помощнику — 1800, агрономам-наблюдателям — по 600, Соловьеву, заведовавшему головным хозяйством, — 500, Мохнатых и Ващенко, заведовавшим самыми южным и северным опорными пунктами, — по 300 рублей.
Это была победа! Это была большая радость!
Другой радостью был приезд архангелогородца Василия Захаровича Афанасьева, привезшего проекты, знаменитого кудесника-плотника Сахарова и артели вологодских умельцев. Афанасьев добровольно брал на себя руководство всеми строительными работами, если уполномочит Андрей, то и «дипломатические связи» с губернскими палатами.
— Как я рад твоему приезду, родной ты мой старикан! — обнимал отставного чиновника Журавский. — Я совсем забросил исследования, закружившись в строительных делах.
— Невелика от меня подмога, — скромничал старик, — опять рвать тебя будут на части. Прилетели во́роны-то сосновские...
Андрей ждал неприятности, но радость этого дня поглотила, отодвинула их. Да и напасти при таком пополнении казались не такими уж страшными.
Однако старый архангелогородец был прав: губернатор, уведомленный лесным кондуктором о точном количестве «самочинно заготовленных господином Журавским А. В.» одиннадцати тысяч бревен в казенных лесах Печорского уезда, прислал ревизора Управления госимуществ и следователя окружного суда. С ними же наконец вернулся лесничий.
Все шло так, как задумал Сосновский. Теперь оставалось только составить акт, подписать его у местных властей и понятых и препроводить Журавского в Архангельский окружной суд. Следователь и ревизор получили прямое указание губернатора: «Вернуться как можно быстрее, и только с Журавским!»
— Обозленный, он сам кинется сюда на бой с вами, — потирая руки, говорил Иван Васильевич Сахновскому. — А мы его сразу в суд, да в кутузку... и строго по закону!
Может быть, Андрей и кинулся бы в Архангельск, но сделать этого не дал ему Афанасьев.
— Перед отправкой сюда, — рассказывал он Журавскому, — разыскал меня Шидловский и наказал: «Что бы ни случилось, пусть Андрей Владимирович остается на станции или, минуя Архангельск, едет в Петербург».
Журавский, написав на акте: «При явном саботаже лесных чинов строительству государственного учреждения впредь буду поступать так же», ехать в Архангельск категорически отказался.
Сосновский, получив сообщение ревизора и следователя, дал указание о прекращении финансирования строящейся станции, послав в Главное управление земледелия объяснение своей акции: «...ввиду явного попрания законов и уголовного поведения заведующего научным учреждением А. В. Журавского».
Узнав о том, Журавский дрогнул. Он написал приказ о сдаче дел своему помощнику Ф. Ф. Терентьеву и собрался выехать на суд в Архангельск.
Проведав об этом приказе, Афанасьев бросил работу на строительной площадке за Хлебным ручьем и примчался на станцию. Он пригласил Соловьева, Ольгу, Наташу, вызвал казначея Нечаева, с которым был дружен еще по гимназии, рассадил их за столом и открыл собрание.
— Андрей Владимирович с Федором Федоровичем, которому он передает сейчас дела, будут тут через час. Я не дипломат, а потому скажу прямо: Андрей Владимирович ценой своей головы хочет спасти станцию, — сообщил Афанасьев.