— Каков нонь Федосий-от, не приболел?
Журавский сразу не понял вопроса и посмотрел на пришедшего с ним Оську, думая, что спрашивают о его родичах.
— Чернышев-то каков, спрашиваю? — повторил вопрос дед.
— Вы его знаете? — удивился Андрей.
— Как не знать, коли два года по Тиману водил? Можа, че ли наказывал с тобой Федосий-от?
— Жаль, что я не зашел к нему перед отъездом сюда, — вслух огорчился Андрей. А ведь можно было додуматься до этого: кто же еще должен быть у него проводником, если не вы — левкинцы?
— Нет, — возразил Фатей, — наперво проводниками были у него мезенчи — он, вишь, оттуда заходил, опосля ужо мы с сыном, с Амоской. Дык каков он, в каких чинах топеря ходит?
— Здоров и чины у него большие, генеральские, — затруднился Андрей объяснить, что Чернышев — действительный статский советник, профессор, академик...
— Вишь оно как... А пошто он при таких-то чинах ведмедя, как самодь, ист?
Андрей опять сразу не разобрал суть вопроса. Помог молчавший до того Амос.
— Про медвежатину спрашивает отеч.
— А вы разве ее не едите? — удивился Журавский.
— Да нешто мы собаки — зверя-то исть! — взметнул на него глаза старик. — Чать, когтье у него?!
— Дед Сава мне говорил, что глухарей, тетеревов, рябчиков вы возами заготавливаете в пищу и на продажу, а они тоже с когтями?
— Кого? — переспросил старик.
— Про чухарей, косочей, маракуш да рябов спрашиват, — выручил опять Амос.
— Эко сравнил?! Они святой крест, паря, на земле ставят. Ты вот што нам лучше обскажи: много проку в наших каменьях аль пуста затея у Федосия-то была? Есть тутока серебро-золото?
— Нет, дедушка Фатей, золота.
— Знамо, пуста затея, — огорчился старик, — како могет быть богачество, окромя злата? Чо могет быть дороже?
— Дороже, может быть, и нет, а вот нужней есть. Если будете слушать, расскажу я вам немного о богатствах здешних мест.
— Господи, да кому ж не интересны свои места? — изумился Фатей. — Нам скоро умирать, а им вон жить тутока, — кивнул он в сторону двух сыновей и пятерых внуков и внучек. — Жаль, не все в сборе.
— Так вот, — начал Журавский, — цените вы свой край за охотничьи угодья да за богатые луга; нравится вам, что нет тут помещиков да чиновников — все это очень хорошо.
— Неплохо, — поддакнул Амос.
— Но славен ваш край другим: нефть, что копал Чернышев на Ижме, упоминается еще в Двинской летописи, и племя чудь, жившее за полтысячи лет до вас, добывало ее на лекарства. На реке Цильме, чуть повыше того места, где впадает в нее Мыла, еще царю Ивану Третьему работные люди чеканили медные и серебряные монеты, и было это место первым горным казенным промыслом в Московском государстве! За последние сто лет в Академию наук прислали образцы каменного угля из шестнадцати мест Печорского края. Знаменитый ваш земляк — первый русский академик Михайло Ломоносов так сказал про ваши земли: «… в северных землях пространно и богато царствует натура; искать оных сокровищ некому, а металлы и минералы сами на двор не придут». Как клятву запомнил я слова великого Ломоносова и пришел на Тиман учиться искать эти сокровища.
— А к чему тут нефть и каменны уголья? — задумчиво спросил Амос.
— А вот к чему, Амос Фатеевич: надо привезти вам сюда из Архангельска товары — помогут уголь и нефть, сгорающие в машинах. Вот мне рассказывал дед Сава, что куль муки в Усть-Цильме он покупает зимой за двенадцать рублей, а на Каме он стоит четыре рубля, в Сибири — два.
— Нешто забыль? — всплеснул руками Фатей.
— Правда, дед Фатей.
— Знать, забыль — нефть и уголья нужнее золота, — согласился Амос. — Отеч, гость спрашивал вас про проводника — отпусти меня с ним.
— Скоко проходите?
— Мне нужно посмотреть все те стоянки, на которых работал Чернышев по Пижме, и сплавиться в волостное село Замежное. Времени у меня на это — три недели, — заранее обдумал свою просьбу Андрей.
— Скоко положишь? — глянул на него Фатей. — Четвертну дашь?
— Двадцать пять рублей? — переспросил Журавский.
— Так, — кивнул бородой Фатей. — Опять же харч наш.
— Согласен...
— Сбирайся, Амоско. Токо ты, Андрей Володимирыч, не откажи гостинец Федосью от меня свезть. Шкурки выдры ему на шапку да на воротник хочу послать...