Чалов смотрел с крыльчика в спину шагавшему меж золотых стволов Задачину и думал, думал: «Завтра мне сорок пять — можно выходить в отставку, можно... дождать генерала, представление послано. Надо выходить в отставку и заняться только делом. Гоосподи, за что служить-то сторожевым псом Севера? За три тысячи в год? Знали бы они, сколько зарабатываю я между делом! Тафтин выбывает из игры — черт с ним! «Царем» я не буду. Дело надо ставить на солидную ногу: строить фактории фирмы «Чалов» безо всяких «и К°». Выменивать пушнину на товары, охотничьи припасы, продовольствие: чай, табак, сахар. Тот золотой, что оседал у Тафтина, с лихвой окупит затраты — доходы не уменьшатся. Пушнина же пойдет мне вся — устрой только справедливый обмен, завоюй авторитет, окружи себя честными помощниками. Строительство факторий надо начать теперь же... Журавский, Жур-ав-ский... Не даст ведь, взвоет: «Только справедливый, эквивалентный государственный обмен!..» Натравит ведь, натравит на меня кочевников. При его-то авторитете. Ах ты, несчастный фанатик: сам же себе подписал смертный приговор... И все же без особой нужды «шевелить» Иголкой не буду! — твердо решил Чалов. — А вдруг действительно Прыгин ездил на Обь по партийным делам? Надо тронуть это осиное гнездо — сами себя выдадут!»
Многоопытный Чалов не ошибся в своих расчетах: Журавский примчался в Архангельск и потребовал свидания с Прыгиным, Чалов, когда ему доложили о просьбе «уважаемого ученого», свидание разрешил. Разрешил в отдельной комнате, как бы с глазу на глаз.
Вскоре полковник читал запись беседы о делах станции, о подробностях недавней экспедиции. И только в самом конце они выдали себя:
— Ждите, Николай Евгеньевич, суда, — говорил на прощание Журавский. — Громкого процесса... Устроителями его будут Жемчуговы... Я с ними встречался. Вас наверняка освободят.
— Как я благодарен вам! — воскликнул Прыгин. — Теперь не должно быть сомнений, кто прячется за Тафтиным. Поезжайте в Питер, Андрей Владимирович, заручитесь поддержкой...
В ту неделю, прожитую Журавским в Архангельске, дом старика Афанасьева превратился в своеобразный штаб по спасению станции, по выработке планов поиска исчезнувших экспедиций Георгия Седова и Владимира Русанова. Каждый вечер собирались у Василия Захаровича капитан Иван Петрович Ануфриев, художник Степан Григорьевич Писахов, уставший Журавский возвращался то с Павлом Александровичем Жемчуговым, возглавлявшим адвокатуру в Архангельске, то с его братом Николаем, тщетно добивавшимся возвращения в Москву после отбытия трехгодичной ссылки. Перед самым отъездом Журавского в Петербург Павел Александрович привел с собой молодого интеллигентного вида человека.
— Задачин Николай Иванович, — представил он незнакомца. — Жаждет встречи с вами, Андрей Владимирович, и службы у вас. Он был делопроизводителем и счетоводом в Мариинской гимназии. Могу свидетельствовать, что как социал-демократ отбыл он двухгодичную ссылку в Мезени.
За огромным кухонным столом кроме Андрея и хозяина дома сидели капитан Ануфриев и Писахов.
— Раздевайтесь. Присаживайтесь к столу... — пригласил Журавский Задачина, — и, если есть время, попейте с нами чайку.
Задачин с благодарностью принял приглашение. Разговор, на минуту прерванный пришедшими, шел о планах спасения экспедиций Русанова, Седова и Брусилова, о маршрутах их поисков. Судьба офицеров флота Седова и Брусилова, отправившихся прошедшим летом: один на собаках к Северному полюсу, а другой на судне в Карское море, особых тревог пока не вызывала, ибо оба предусматривали в своих планах зимовку. Кроме того, это были официальные правительственные научные экспедиции. По-иному дело складывалось у Русанова — отправился он с десятком человек на свой страх и риск, и не было от него вестей уже два лета.
— Ежели они погибли, то в том есть и моя вина, — заявил капитан Ануфриев.
— Бога побойся, Иван, — остановил его Василий Захарович. — Не гневи напраслиной.
— Кабы напраслина! Не Сашка Кучин должен был капитанить на «Геркулесе», а я...
Иван Петрович рассказал многое, без чего непонятна была загадочная судьба Владимира Русанова. Почему сухопутный исследователь Новой Земли, геолог по образованию, поплыл открывать Северный морской путь? Попахивало авантюрой. Почему Русанов, занимаясь четыре года геологией архипелага, платформа которого была тождественна напластованиям в Печорском крае, не перешел со своими изысканиями на материк, а устремился в открытый океан?