— Верно... к хребту в этом году пришли вы все вместе. Однако ж ваш путь, юноша, начался к нему не в этом году. Они шли за вами... Им вы, Андрей Владимирович, открыли их собственные души, навсегда породнив с Севером. Нам же, геологам, — природную лабораторию, пользоваться которой будет не одно поколение. Подумайте, подумайте об этом на досуге все... — Чернышев снял круглые большие очки и теперь уже оглядел всех: Журавского, Шпарберга, Григорьева, Руднева, оглядел внимательно, как бы оценивая каждого в отдельности... — За работу, друзья мои, за работу! — стряхнул с себя задумчивость профессор. — Поймите меня: скоро геологический съезд, на карте же Большеземельской тундры пустота. Позор! Я попрошу Книповича помочь вам с зоологией, с окаменелостями, но главное — вот это! — показал Чернышев на карту и образцы пород. — И скажу загодя: это только начало открытия!
— Мы обязательно продолжим исследования, господин профессор, — не выдержал Журавский. — Мы вновь пойдем туда!
— То-то, — хмыкнул в усы Чернышев. — А что ж вы молчите про горячие ключи? Напутали, наврали аборигены? — вспомнил Федосий Николаевич.
— Нет, господин профессор, врать кочевники не умеют, — вспыхнул Андрей. — Горячие источники указаны точно, но нам не хватило времени на их тщательное исследование...
— Три года шел к ним, а времени хлебнуть воды из живительных родников не хватило — вот оно, русское авось! Авось еще придем! — начал вновь журить профессор...
Было ясно: мудрый ворчун подталкивал Журавского к новой экспедиции, надеясь вырастить из него неистового землепроходца, каким был сам. Чернышев с согласия вице-президента Географического общества Петра Петровича Семенова представил всех четырех студентов к наградам, и Медальная комиссия присудила им серебряные медали, тогда как и бронзовых были удостоены немногие ученые России. За шестьдесят лет деятельности Географического общества это был первый случай, когда четверо студентов, организовавших экспедицию на добровольных началах, произвели такие обширные комплексные исследования. Журавский был рад за себя и за своих друзей, удостоенных столь высокой награды.
Однако радость его скоро омрачилась: на заседании Общества естествоиспытателей, центр которого располагался в Петербургском университете, дипломная работа Журавского о новых воззрениях на природу Севера была высмеяна и не зачтена даже как курсовая. Возник парадокс: дипломные работы Андрея Григорьева и Дмитрия Руднева, представляющие собой отчеты о поездке в Большеземельскую тундру в 1904 году, были одобрены и опубликованы, работа же руководителя экспедиции, написанная по материалам трехлетних исследований, была отнесена к области «химер» и «фантастики». Журавский, доведенный до неистовства на предновогоднем заседании ученого совета естественного отделения факультета, бросил в лицо преподавателям:
— Профессор Тимирязев прав: от света учения Дарвина вы прячетесь под лоскутное одеяло ветхих поповских догм. Дарвинисты слывут в ваших устах «шарлатанами» и «авантюристами». Но, господа, поток злобы всегда служит барометром нарождающейся идеи!
После такого выступления Журавскому пришлось навсегда покинуть университет — его и через два года не допустили к сдаче экзаменов экстерном. Тогда же декан порвал все зачетные ведомости студента Журавского по естественным предметам.
Тусклыми, вьюжными и тревожными субботними сумерками на Мещанскую улицу в квартиру Журавских прибежал запыхавшийся Андрей Григорьев. Дверь открыла Вера, только что кормившая грудью месячную Женюрку. Первое материнство румянило, красило миловидную печорянку, наливало ее здоровьем.
— Дома? — шепнул Григорьев, снимая студенческую фуражку, машинально потирая покрасневшие на морозе уши.
— Дома, — так же шепотом ответила Вера, кивнув на Андрея, склонившегося над столом в ярком пятне настольной лампы. — Творит, токует...
Григорьев на цыпочках подошел к Андрею и стал читать из-за спины:
«...Смертная казнь, тюрьма, ссылка, война — все это способы господства кучки «звездоносцев» над обнищавшим русским народом. Тираны нейдгарты, треповы, дурново, зубатовы чувствуют себя полновластными хозяевами «взбесившегося скопища» и сотня таких негодяев, погубившая тысячи солдат в позорной войне, не задумываясь погубит миллионы! Сила тиранов утверждается на темноте и бессознательности угнетенных — проснись же, русский народ!»