Ефрем Иванович, заметно прихрамывая, стал спускаться по трапу вслед за Тафтиным.
Шпарберг, удивленный внезапной сменой гнева на милость, долго смотрел в спины чиновника и его спутника.
— Сник, как от ушата холодной воды. Вот что значит быть зятем исправника, — пошутил он.
— Не боится он исправника и его нищего зятя, — невесело усмехнулся Журавский. — Тут подействовало что-то другое. Он вздрогнул, смешался, когда я назвал его «царем самоедов». Но так зовут его самоеды. Тут что-то кроется, Михаил.
— Будем считать очередной загадкой тундры, — махнул рукой Шпарберг. — Ты знаешь, какой сегодня день?
— Нет... Забыл... — растерялся Андрей от неожиданного вопроса. — Ей-богу, забыл. Кажись, среда...
— Сегодня двадцать второе сентября и моему брату Андрею Журавскому в день окончания грандиозной экспедиции исполнилось двадцать три года, — торжественно произнес Шпарберг. — Вот какой сегодня день!
Глава 8
НАУЧНЫЙ ФОРПОСТ
Год 1905‑й. С огромных полярных просторов скатывалась на Россию зима 1905 года. Скатывалась мрачно, неуютно, тревожно: вместо снежной белизны низкие давящие тучи сыпали и сыпали хлюпающую стылую мокрядь на Архангельск, на Вологду, на Москву, на Питер, топя в грязи и веси, и грады, и все то, что еще оставалось чистым в России.
Петербург Журавские и Шпарберг нашли, как пчелиный улей в омшаннике, окутанным мраком, но злобно гудящим. Царский манифест от 17 октября не умиротворил Россию.
И университет, и Институт инженеров путей сообщения были еще закрыты, но ходили слухи, что со дня на день они — как только полиция и жандармерия просеет студентов — откроют свои двери. Журавский торопился: надо было использовать свободных от занятий Шпарберга и Григорьева для разбора печорских коллекций; классификации ждали пятнадцать тысяч жуков, бабочек, червей, собранных по всему Печорскому краю, ждали чистовой обработки карты, схемы.
Андрей, наскоро устроив Веру с Женюркой в старой квартире, с головой окунулся в любимое дело, просиживая до полуночи то в Зоологическом музее, то в лаборатории Геологического комитета.
Геологические коллекции академик Чернышев принял с радостью и без промедления усадил за их обработку немногочисленный свой штат, возглавляемый геологом Риппасом и зоологом Книповичем, перешедшим в комитет после упорной борьбы Чернышева с Заленским. Первые, еще полусырые, результаты Чернышев опубликовал в «Вестнике Академии наук», объявив всем геологам России, что загадки строения платформы Большой Земли больше нет — ее разгадал Андрей Журавский. Потом, когда все геологические материалы будут изучены тщательно, Федосий Николаевич объявит эту радостную весть на весь геологический мир, и нанесет хребет Адак-Тальбей на карту.
Совсем неожиданно для себя, но не для академика Чернышева Андрей получил приглашение на встречу с князем Борисом Голицыным.
— Не пойду я к князю Голицыну, — заявил сразу помрачневший Журавский.
— Это почему‑с? — удивленно поднял клин бороды академик.
— Не встречу у влиятельного князя понимания и поддержки. Он не любит печорцев, написал о них, что они тунеядцы.
— Любит не любит, любит не любит... Как у красной девицы, — начал ворчать ученый. — А ведомо ли вам, юноша, что этот бравый гвардеец, еще будучи архангельским губернатором, начал налаживать метеорологическую службу Севера? Ведомо ли вам, что им первым разгадана природа теплового излучения? Борис Борисович три года тому назад по данным одной сейсмической станции угадал будущий очаг землетрясения. А он не хочет идти к нему — «не любит печорцев», — передразнил Чернышев Андрея. — Этак, батенька, и я скоро получу у вас отставку — не больно милы мне твои старообрядцы... И написал князь о печорцах справедливо — они отказывались строить тракт на Архангельск.
Андрей направился к Голицыну в Высшее военно-морское училище, где князь и Юлий Михайлович Шокальский были штатными преподавателями. Борис Борисович, к немалому удивлению Андрея, проявил огромный интерес к воззрениям Журавского на проблемы Севера, обнаружив знание отчетов, первых публикаций участников экспедиции.
— Чем я поражен? — по привычке педагога спросил самого себя князь. — Смелой обоснованностью, убежденностью, логикой. Молодец! Нечто зрело во мне, когда я наведывался в Печорский край. Кой-какие мысли подсказывал профессор Воейков. Однако ж вы пошли значительно дальше и шире — молодец! Я вас обязательно сведу с Александром Ивановичем. Рассчитывайте, дерзновенный юноша, на мою помощь и поддержку.
Андрей, взбодренный успехами небывало плодотворной экспедиции, поддержкой Чернышева и Голицына, решил еще раз попытаться защитить свою дипломную работу «Новые воззрения на природу Европейского Севера». Он отнес на кафедру ботанические сборы альпийской растительности с западных склонов Северного Урала, дополнив дипломный проект новым разделом. Однако на этот раз дипломную работу не приняли даже к обсуждению.