Выбрать главу
* * *

...20 декабря 1905 года в большом зале Академии наук на чествование ученых, удостоенных наград за лучшие исследовательские работы, собрались академики, руководители научных обществ, именитые гости. Андрея Журавского представлял Юлий Михайлович Шокальский:

— Милостивые государи члены Академии и члены научных обществ, уважаемые гости, дамы и господа!

Андрей Владимирович Журавский заканчивает Петербургский университет, ему двадцать три года, и мы являемся свидетелями того, как высшая исследовательская награда нашего Отечества — большая золотая медаль имени Пржевальского — впервые присуждена столь молодому ученому. Отмечу, господа, что этой награды он удостаивается вне порядка постепенности награждения, всего четвертым в России и первым за последние десять лет.

По залу прокатился шум одобрения, восхищения, удивления и... зависти.

— Всю необычность награждения, — продолжал после паузы Юлий Михайлович, — надо расценивать необычностью его открытий: за четыре последовательных экспедиции он, по определению вице-президента Императорского географического общества, прояснил естественноисторическую сущность Печорского края. Образно говоря, Андрей Журавский этот край увидел живым, тогда как все его считали мертвым...

Андрей Журавский в ответном слове был краток:

— Господа, высокая награда не столько отражает степень моих заслуг, сколько обязывает меня отдать все свои силы на изучение Печорского края. Этот край уже сейчас смело может быть причислен к богатейшим в России, более того, он уникален. Нефть Тимана и каменный уголь Северного Урала в скором времени явятся основой горнодобывающей промышленности Европейского Русского Севера; Печора и Уса будут транспортными артериями, а их богатейшие поймы станут кормилицами будущего населения края. Такова в двух словах картина богатств этого уникального уезда России, выясненная при беглом взгляде. Тщательная правительственная разведка умножит их во сто крат, но для этого жизненно необходимо открыть в этом крае научную станцию — форпост Российской Академии наук в Приполярье. С этим, господа, медлить нельзя — потенциальные богатства уникального края настоятельно требуют этого.

* * *

В марте 1906 года собранием Российской Академии наук было принято решение об открытии в Печорском крае Естественноисторической станции, и Андрей Журавский единогласно был избран ее заведующим. Так появилось на свет первое научное учреждение Приполярной России. Подчинено оно было Совету директоров академических музеев.

Остаток зимы и весну Журавский потратил на подготовку к отправке в Усть-Цильму оборудования, научной библиотеки, мебели. А с первым морским пароходом Андрей уже плыл в Печорский край навстречу новым открытиям и жестоким испытаниям.

Грузо-пассажирский пароход «Сергий Витте» Мурманской судоходной компании вез семью Журавских и их доброго друга Платона Борисовича Риппаса по тысячеверстной линии из Архангельска в Кую. Короткое северное лето перевалило за вторую половину июня, а «Сергий Витте» шел еще первым рейсом. До половины лета шалые северо-восточные ветры гнали в Печорскую губу ледяные поля от берегов Новой Земли, а из-за отсутствия телеграфной связи вдоль побережья Белого моря точной ледовой обстановки компания не знала. Сложность судовождения на этой линии состояла и в том, что Печора, перемещая ежегодно миллионы кубометров песка, часто меняла свой фарватер в многочисленных протоках устья, где судоходных знаков пока установлено не было. Проект помора Кожевина хоть как-то обезопасить этот путь, отвезенный Журавским в Петербург, был принят в Главном гидрографическом управлении с большим интересом, но до установки знаков было еще далеко.

Андрей Журавский ехал в Усть-Цильму этим путем четвертый раз. Привык он к стойкому тресковому запаху пароходной палубы, к веселым повадкам поморов, к их напевной речи и пьяному хвастовству. К концу июня в Белом море часто устанавливается теплая ласковая погода, и пассажиры из рыбных трюмов высыпают на палубу, располагаясь живописными группами вокруг немудрящей закуски на тресковых бочках, на бухтах канатов и сетей, а то и прямо на палубном настиле.

Белое море, названное так, по рассказам тестя, за белую снежную линию ломаных берегов, было серым, солнечным и пустынным все трое суток, пока пароход огибал Канинский Нос, шел Поморским проливом и заходил в узкий коридор меж Гуляевскими Кошками, сторожившими Печорскую губу.

Любил эти дни морского перехода Андрей Журавский, нравились они и Платону Борисовичу. Исподволь, с белой пеной забортных струй, уносилась вдаль нервная мешанина суетных предэкспедиционных мыслей, в мелкие стекольные брызги дробились пузыри обид, скопленных в беспрестанной беготне по учреждениям и палатам в Питере и Архангельске.