Чалов хорошо знал биографию камергера Сосновского по долгу своих обязанностей: «Знаем, камергер Ванечка, — размышлял после беседы полковник, — что кроется за твоими обворожительными улыбочками. Знаем даже, зачем ты добровольно пожаловал в нашу губернию, из которой очертя голову бегут все губернаторы. Знаем, зачем были званы... Все просто, — раздумчиво ходил полковник Чалов по своему кабинету, — я должен связать этому «орлу» — Журавскому — крылья, а Ушаков — лишить его последнего корма. Это нужно камергеру не из-за спеси или прихоти...»
Начальник жандармского управления вызвал своего помощника и приказал:
— Заготовьте приказ о рассредоточении колонии политссыльных Усть-Цильмы по самым дальним деревням. В списки включите в первую очередь тех, кто связан со станцией Журавского. Есть такие сведения?
— Так точно, господин полковник! — струной вытянулся ротмистр Фридовский. — Но смею напомнить...
— Что возможен бунт... Что у Журавского охранная грамота от самого Столыпина... Пусть будет бунт, ротмистр!
— Ясно, господин полковник! — разом догадался подающий надежды Фридовский.
Двести политических ссыльных, согнанных весной 1908 года силой оружия на палубу «Доброжелателя», готового по приказу пристава Крыкова развезти их по отдаленным углам уезда, действительно взбунтовались. Да и как было не взбунтоваться, если у многих летом заканчивались сроки ссылки; как было не возмутиться, если ссыльных отрывали от Станции, от Журавского, от полюбившегося дела.
— Издевательство! — вскипали яростью ссыльные.
— Это наглая провокация, товарищи! — вскочил на якорную лебедку Николай Прыгин. — Это произвол!
Тем временем Семен Калмыков, боясь стихийной расправы стражников с бунтовщиками, боясь ответных действий ссыльных, говорил приставу Крыкову:
— Убирайте, пристав, лишнюю стражу к едреной бабушке. Дайте команду Бурмантову к отплытию. Сами разберемся...
Крыков, оробев, послушался.
Когда «Доброжелатель» выплыл на середину Печоры и отошел верст на десять вверх по течению, боевой отряд ссыльных, подготовленный Прыгиным, разоружил малочисленную стражу, приказал бросить якорь и приготовиться к длительной стоянке. В капитанской рубке Калмыков втолковывал хозяину парохода, щеголю Андрею Норицыну, прозванному земляками-ижемцами Пелый Лепеть:
— Вот что, Белый Лебедь, спустишь шлюпку и отправишься к тестю с нашим ультиматумом: если не вернут нас миром в Усть-Цильму, то на твоем «Доброжелателе» мы сами повезем петицию губернатору. В Архангельске же мы его утопим! Утопим за то, что ты так охотно предоставляешь его под наши беды. Плыви, Лепеть!
В Полицейской управе, в кабинете исправника Рогачева, сошлись два зятя Алексея Ивановича: Андрей Журавский и Андрей Норицын. Были тут пристав Крыков, помощник исправника Серебренников. Страсти кипели долго, все более и более озлобляя противников.
— Дай приказ — сам везу! — кричал Норицын. — Берег ступят — руки крути! Вяжи! Сам на Пелый Лепеть куды кошь везу! — горячился владелец парохода, сбиваясь в ярости на родной язык. — У, лек шпана! — грозил он за окно.
— Дело, дело, Андрей Петрович говорить изволят, — поддакивал Крыков. — Проучить, проучить подлецов надо! Особливо Калмыка с Прыгуном!
Журавский, исчерпав все разумные доводы против «глупейших, провокационных» советов взбешенного Норицына, присел к столу и быстро набросал текст телеграммы министру внутренних дел: «Уездные власти Усть-Цильмы игнорируют инструкции надзора ссыльных тчк творят произвол тчк провоцируют возмущение избиениями зпт высылкой самые отдаленные места за два месяца до окончания сроков тчк требую немедленного вмешательства и наказания виновных тчк Журавский». Андрей пододвинул лист Алексею Ивановичу, тот надел очки, прочел несколько раз, вытер вспотевший лоб платком.
— Скажите честно, Алексей Иванович: вернете ли вы ссыльных мирным путем в Усть-Цильму? — спросил Журавский. — Если нет, то я иду на почту отправлять телеграмму.
— Ты что путай ноги Алексей Иваныч! — подскочил к Журавскому Норицын. — Мой парокод тонет!.. Мой! У тебя гнилой карбас нет!
— Я разговариваю не с вами, пароходчик! — оборвал его Андрей. — Решайте, Алексей Иванович! — не отступал Журавский от тестя. — Это в вашей власти.
— Поезжай, Андрей Владимирович, на пароход с моим приказом: спуститься в Усть-Цильму и разойтись по старым квартирам. Тебе поверят. Остальным на пристани делать нечего! — Справившись с собой, Рогачев, огромный, решительный, поднялся над всеми. — Путаники! — стукнул он кулачищем о столешницу. — Делом занимайтесь!..