Выбрать главу

– Когда мне было лет 5-6 отец, взял меня с собой на рыбалку, – не отрывая сосредоточенного взгляда, от колышущегося на водной глади поплавка Иван Фёдорович крепко сжал удилище, от чего кисти побелели, после чего продолжил: – Помню, впечатлений было море: как я долгими часами вглядывался в неподвижный поплавок, как несколько рыбёшек сорвалось, наконец-то я с улыбочкой от уха до уха вытащил свой улов, а также порвал леску. Отец потом, рассыпав соль в углу на кухне, поставил меня стоять надолго на ней на коленях.

– Капец! Тебе же было больно! И как долго ты стоял?

– Не помню уже, несколько часов. Больно не то слово! Соль разъела кожу до мяса! Я считал рыб, чтобы отвлечься и представлял себя на берегу.

– Ничего себе у тебя детство!

– Я не жалуюсь.

– Это у тебя клюёт? – встрепенулся Артем, заметив как поплавок несколько раз дёрнулся.

– Ага. Главное вовремя успеть подсечь.

Когда поплавок полностью скрылся под водой Иван Фёдорович с довольной улыбкой на лице тела, в которое вселился, резко со свистом чуть не разорвав леску, вырвал из воды свой трепыхающийся улов.

– Круто! Странно получается: черви поедают наши трупы, рыбы заглатывают червей, а мы – рыбу. Замкнутый круг. Вот бы эта рыбка выполняла желания, – протянул Артём мечтательно глядя на девушку, в шезлонге облизывающую мороженое в вафельном рожке, – съесть бы морожена сейчас.

– Не знаю, я никогда его не ел.

– Ты что, Фёдорович! Как ты смог удержаться против такого соблазна?! Ведь сладости любят все без исключения! Ты даешь! – у парня буквально глаза вылетели из орбит.

– Нас в семье было пятеро.

– Ого! Ну, всё тогда ясно с тобой. У предков были любимчики и ты соответственно не из их числа.

– Не совсем так. Конечно, к своим детям младше меня мать и отец относились мягче, чем ко мне и старшему брату. К ним, во всяком случае, не применяли физического наказания за любые промахи.

– Часто к тебе это применяли?

– Частенько. Поэтому я и зарёкся что никогда и пальцем не трону своих детей и внуков, – Ивану Фёдоровичу не нравилось продолжать поднятую им же тему насилия в семье, и он попытался её сменить: – Давай её отпустим, – решил поинтересоваться у парня, освободив дёргающуюся рыбёшку.

– Давай. А тебе удалось сдержать обещание?

– Я старался и, судя по всему зря. Моему внуку Юре не помешало бы отведать немного ремня. Возможно, тогда он не стал таким отморозком.

– Так что насчёт мороженого? – интуитивно Артём понял, что тему внука лучше не затрагивать.

– Ах, да так вот о чём я хотел рассказать, – как будто только что вспомнил Иван Фёдорович, когда они с Артёмом сидели в уютной кофейне. Поднесенная ко рту ложечка с мороженым замерла, а мужчина словно погрузился в те самые дни своей юной жизни. – Если в довоенные года мы жили неплохо, то после 45-го, когда отец вернулся…

– А когда ты родился?

– В январе 1931-го. До войны мать работала дояркой, а отец искал подработку, кем придётся, как сейчас модно и престижно говорить – фрилансером. Когда началась война, мне было 10 лет. В первые годы немцев в нашем глухом селе не было ни одного, зато, как только началось ихнее отступление тогда-то и прятались все в глухомани. А мать моя их принимала, чтобы передавать сведение о количестве врагов и имеющемся у них оружии.

– Так она героиня.

– Нет. Если бы это был написанный роман или снятый фильм талантливым человеком, но в реальной жизни всё в точности да наоборот. Для всех она стала той, которая якшалась с неприятелями. На работу её никуда не брали. В итоге она спилась и умерла от цирроза печени. Обязанность содержать семью легла на меня и старшего братика.

– Жесть ты начал работать в 10 лет?! Но как? Ты же был еще ребенком.

– Или работать, или умирать – других альтернатив тогда у меня не было.

– И что же ты делал?

– Всякое: весной и летом копал, полол, поливал; осенью и зимой убирал листву, расчищал снег. Ну и так по мелочам: работал курьером, пас коров или овец.

– Жесть!!!

– Почему? Это как раз не жесть как ты выражаешься. Истинной жестью являлся тот факт, что все рыдали от счастья, когда их близкие вернулись с войны живыми и невредимыми или отчасти невредимыми, а я – от горя. Постой, – Иван Фёдорович жестом просил Артёма не перебивать, – я знаю, что ты хочешь возразить, но я тогда ненавидел отца, и это было на подсознательном подростковом уровне. Только по прошествии многих прожитых лет наступило осознание, и принятие всего, что происходило между мной и отцом. С нами не происходит ничего, что не должно было случиться. Представь на минутку что мы с тобой кем-то выдуманные персонажи. Если бы я не прошел мимо тебя, то, что стало с тобой?