Потому и поднялся ни свет ни заря, потому и велел впрягать Воронка в коляску и приказал гнать поскорее прочь, убеждая себя, что просто хотелось выехать по холодку и побыстрее добраться до тетушкиного имения. Все-таки дурацкие байки на ночь глядя да на голодный желудок категорически вредны для душевного равновесия.
Верхняя Масловка показалась как-то вдруг. Вот вроде только еще были поля и перелески, как за небольшой горушкой, за поворотом растеклась по низинке деревня. Избы в ней стояли одна к одной, справные да ладные. Чувствовалось, что за хорошим хозяином живут людишки. Встречные мужики ломали шапки при виде коляски, видно, слухи дошли, что барыня гостя ждет. Девки с любопытством оглядывались, кто поумнее – делали вид, что кликает собаку или кошку. Эраст Петрович снисходительно улыбался деревенским хитростям – пусть их!
У господского дома стояла с открытым ртом простоволосая девка, пялясь на чудную, по последней моде сделанную коляску с откидным верхом. Потом поглядела на приехавшего барина. Охнула и закрыла лицо рукавом, засмущалась.
– Чего стоишь, дура! Поди, доложи барыне, племянник, мол, приехал в гости, – Парамон остановил коляску у крыльца и спрыгнул с козел.
– Приехали, приехали, барыня, приехали! – истошно вопя, девка бросилась в дом.
– Вот оглашенная! – ругнулся кучер. – Не серчайте, барин, это они не привыкли пока. Здесь, в Масловке-то, редко когда чужие появляются. Освоятся. А вот и тетушка ваша, – Парамон поклонился вышедшей на крыльцо дородной женщине в простом муслиновом платье.
– Bonjour, chère tante! Je suis très heureux de vous voir! – учтиво сказал Эраст Петрович и приложился к ручке.
– Бонжур, бонжур, мой дорогой. Мы здесь в деревне по-простому, без церемоний, и забыла я уже все эти штуки. Не обессудь.
– Ах, тетушка…
– Ступай-ка, милый, отдохни с дороги, умаялся, поди? Сестрица уморила ведь совсем, одни кости! А бледный-то?! Ну, ничего, поживешь у нас, авось поздоровеешь. Обедать будем через час. Парашка! Проводи!
Эраст Петрович был потрясен до глубин души. Тетушка совершенно не соблюдала règles de bon ton (правила хорошего тона). Как можно сказать хорошо сложенному молодому человеку, стройному и с интересной бледностью на лице, что он похож на полутруп! Невозможная женщина!
– Сюда, барин, ваша комната, – Парашка, та самая девка, что встретила их на пороге, распахнула белую дверь и посторонилась.
Он вошел в пышущую жаром комнату и понял: отдохнуть не удастся. Окно выходило на южную сторону, и стоящее в зените солнце прогрело маленькое помещение до состояния бани. Эраст Петрович подошел к высокой кровати, застланной пестрым покрывалом, зачем-то потрогал подушку и матрас.
– Барыня сама перину вам отбирала и подушки самолучшие положить велела, не извольте беспокоиться, – девка поняла его по-своему. – Ежели вам чего надо, барин, вы говорите, не стесняйтесь!
– Воды принеси умыться и попить.
– Я мигом!
Парашка, метнув подолом по дощатому полу, убежала. Эраст Петрович устало сел на кровать и просто утонул в перинах. Хозяйка от щедрот положила их штук пять, не меньше.
– Она думает, что здесь можно спать? – горько вопросил он пустоту. Встал, заложил руки за спину и уставился в окно, ожидая, когда вернется девка с водой. За окном все так же жарило солнце, медленно катясь по чистейшему, без единого облачка, небосводу. Куст шиповника с раскрытыми малиновыми цветами привлекал пчел, и они, низко гудя, перелетали с одного на другой. Где-то поодаль ревел чей-то младенец… Обычные звуки для деревни. Все точно так, как и дома. Зачем, ну зачем он согласился на эту поездку?!
Парашка с грохотом распахнула дверь ногой, руки были заняты тазом и кувшином.
– Вот, барин, держите.
– Поставь на стол, – Эраста Петровича всегда раздражала чужая бестолковость. – Ступай, – велел он, заметив, что девка прислонилась к стене и уходить не собиралась.
– А как же слить? Помогу давайте…
– Пошла вон.
– Ага. Так я опосля прибегу на обед звать.
Эраст Петрович подпер дверь стулом, потому что бесцеремонная Парашка могла, как он понял, ворваться в любой момент, снял дорожный сюртук и с наслаждением умылся. Вода, хоть и тепловатая, принесла облегчение и даже видимость бодрости. Дурно проведя предыдущую ночь и чувствуя себя разбитым, он понимал, что поспать сейчас при всем желании не получится – и обед уже вот-вот, и сон в такой духоте не принесет облегчения, одну головную боль. Но тело требовало отдохновения. На постели можно было утонуть в перинах и взопреть так, что остатки навитых еще дома на папильотки локонов разовьются и превратятся в неопрятные лохмы. Пришлось скинуть на пол одеяло и пару подушек и вот так, не рискуя свариться заживо, провести несколько приятных минут, пока не стало ясно, что тетушкины комары гораздо злее и настойчивее привычных дома.
– Откуда, ну откуда в такую жару столько кровососов? – Эраст Петрович с остервенением прихлопнул очередного комара на щеке.
– Дык, барин, река-то близенько! Да у барыни в дальнем конце сада небольшой прудик с кувшинками, – вездесущая Парашка всунула голову в окно.
– Поди прочь!
– Барыня просила напомнить, что обед скоро. И сказать, чтобы к столу выходили в чем попроще, не перед кем, мол, церемонии разводить.
– Тогда передай, чтобы мой дорожный сундук принесли.
– Фе-о-одор! – заголосила девка и рысью умчалась за угол дома.
Эраст Петрович встал. Закинул обратно на постель подушки и покрывало, пригладил волосы. Вернул стул в исходное положение и стал ждать, когда принесут сундук с одеждой.
За обедом Татьяна Матвеевна потчевала дорогого гостя от души. Несчастный Эраст Петрович, непривычный к такому обильному застолью и сытной пище, взмолился:
– Тетушка, имейте сострадание!
– Друг мой сердечный! Ну как же можно так мало кушать? Право же, птички и те больше едят! Мужчине нужно стать иметь. Ничего, уж я-то расстараюсь, и будешь ты у меня завидный жених, а не мелкое недоразумение!
– Тетя!
– Ешь!
После обеда, чувствуя ужасную тяжесть в желудке, Эраст Петрович на негнущихся ногах вышел из дома.
– Это ужасно, – простонал он, размышляя, куда пойти – оставаться дома оказалось невозможно.
– Барин, барин, вы куда собрались? – Парашка, как чертик из табакерки, вынырнула из ближайших кустов.
– Прогуляться, – сквозь зубы ответил Эраст Петрович.
– Дык давайте я вам туточки все покажу! Вот смотрите, здесь у нас дом старосты, а вот по этой тропочке наши к пруду ходят. В жару искупнуться – первейшее дело!
Эраст Петрович свернул к пруду. Осматривать деревенские достопримечательности под бесконечный стрекот Парашки не было ни сил, ни желания. Закончился огороженный с двух сторон проулок, тропка вильнула среди лугового разнотравья и стала спускаться в низинку. Уже отсюда стал слышен громкий визг детворы, радостно плескавшейся на мелководье. Прудик оказался невеликим. Вода, взбаламученная двумя десятками малышей и ребят постарше, по цвету напоминала горячий шоколад.
– Купаться будете? За утиркой я в момент слетаю! – Парашка забежала вперед и с бесконечным желанием услужить, застывшем на глуповатом лице, замерла, ожидая решения барина.
Эраст Петрович посмотрел на воду и решил, что после такого купания ему придется отмываться в бане не меньше часа.
– А что, других-то мест нет?
– Неа, – мотнула головой Прашка.
– А река. Тут же есть река?
– Не, туда нельзя, – девка сделала страшные глаза, выпучив их до невозможности, – мавки утащат или сам водяной за ногу цапнет! Иван Силыч года три тому как возвращался из Хмелинки от кумы и не дошел. Нашли уж потом, а нога-то и отъедена! Водяной пошалил. Не, я к нашей Гремячке и близко не подойду, хоть золотом обсыпь!