– И правильно, голубчик, ты есть то, что ты ешь, – откуда эту мудрость вытащила тетя, Эраст Петрович не знал, возможно, и придумала сама. Но в данном случае ему все было на руку. Наплававшись в реке да отдохнув под ивами, аппетит они нагуливали со Спиридоном Дормидонтычем страшный и сметали все до крошки.
Порой казалось, что водяной выглядит печально, но осторожные вопросы ни к чему не приводили. А разговоры, обсуждения и споры становились все откровеннее и жарче. Эраст Петрович признавал, что встретил родственную душу, и грустил тайком, предвидя скорую разлуку. Как можно жить иначе, он уже не мыслил…
– Ба-арин, а ночью праздник! – Парашка подловила на выходе из комнаты. – Придете?
– Какой праздник?
– Водяного женить будем!
– Какого водяного? Как женить? – растерялся Эраст Петрович. – И кто это «мы»?
– Не слушай ее, племянничек, дура-девка, – Татьяна Матвеевна остановилась за спиной Парашки и уперла руки в бока.
– А все же?
– Ой, да испокон веку тут народное веселье такое. Соберутся с трех деревень перед ночью на сороковины после Троицы и ну дурака валять. Выберут себе водяного, нарядят почуднее и невест ему предлагают. А он ну девок всех щупать да перецеловывать, а потом с которой он через костёр прыгнет, та, значит, и жена.
– А зачем? – осторожно спросил Эраст Петрович.
– Поверье глупое. Что, мол, тогда водяной выйдет на берег жить-поживать с человеческой женой. Тогда, мол, в деревне больше никто не утонет, и мавок своих он приструнит, не будут лезть к людям. Ну и богатство. Богатыми, значит, будут. Глупости все только на уме.
– Наверное, это весело, – улыбнулся Эраст Петрович.
– Не без этого. Если хочешь, племянник, сходи, развейся. Девок у нас много, только смотри, не балуй.
– Как можно, тетя!
– Ба-арин, – Парашка стояла с алыми щеками и теребила конец косы, переступая с ноги на ногу, отчего вышитый подол сарафана колыхался, – ба-арин, ну приходите, – ныла она.
– Я подумаю, – сказал Эраст Петрович и решил задать парочку вопросов самому водяному.
* * *
– Праздник? – переспросил Спиридон Дормидонтыч. – Есть такой.
– И что?
– Праздник корнями уходит в древность, но сейчас его истинный смысл забыт, – водяной прикусил травинку крепкими белыми зубами. – Теперь это праздник людей для людей. Водяные, русалки не участвуют.
– То есть не все в фантазиях деревенских правда, то есть, наоборот, выдумка?
– Не все.
Эраст Петрович чувствовал странное напряжение, ауру таинственности, некую загадку, с решением которой он находился где-то рядом. Протяни руку и…
– А почему вы не принимаете участие?
– А как ты думаешь? – Спиридон Дормидонтыч навис над Эрастом Петровичем, и от его близости тому вдруг стало жарко.
– Не хотят? – сдавленно спросил он.
– Еще попытка, – прошептал водяной, пристально глядя в глаза собеседнику.
– Не приглашают? – выдохнул Эраст Петрович.
– Угадал, – Спиридон Дормидонтыч отпрянул и ссутулился в паре аршинов от собеседника.
– А-а, а если я приглашу? Нет, правда, пойдем вместе на этот чертов праздник!
– Ты уверен? Ты совершенно уверен в том, что хочешь этого?
Эрасту Петровичу на краткий миг показалось, что глаза водяного полыхнули огнем.
– К-конечно.
– Милый Эраст Петрович, – улыбка Спиридона Дормидонтыча стала откровенно хищной, – люб ты мне. И я пойду с тобой на праздник, а ты готов прыгнуть со мной через костер? Понимаешь, что это значит? У тебя есть последняя возможность отказаться и сказать нет…
Эраст Петрович не понял, как оказался лежащим на спине. Не понял, как оказался почти полностью накрытым мускулистым телом, видел только черные-черные точки зрачков, окруженные необычного цвета радужкой. Дышать сразу стало тяжко. Воздух едва проходил в легкие и вырывался из них со свистом. Такая близость мешала сосредоточиться и вызывала внутри почти болезненные спазмы.
– Да? Или нет?
От недостатка воздуха кружилась голова, перед глазами плавали желто-зеленые пятна, кои похожи были на глаза Спиридона Дормидонтыча, но помножились каким-то образом на сотню или две. Да или нет? Почему-то казалось: от этого ответа зависит все. Сказать «нет»? Обидеть? Разлучиться? Сердце ухнуло, как в яму, заныло от пустоты и безысходности. Нет? А если да? Значит, вместе? Как там Парашка говорила? Женить водяного? От мыслей, настойчивых и непристойных, загорелись щеки.
– Да, – с последней порцией кислорода выдохнул он и почувствовал чужие жаркие губы на своих…
* * *
Как тать в ночи, Эраст Петрович крался со двора, пряча за пазухой длинную исподнюю рубаху какой-то бабы. Нервно посмеиваясь, он заранее представлял, как нарядится в нее Спиридон Дормидонтыч, пообещавший обернуться обычным мужиком и намекнувший при этом, что забота об одежде ложится на плечи дорогого Эраста Петровича. Как он сказал: «Как водяной житель я тела своего стесняться не приучен, но, боюсь, в ином обличии могу шокировать других»? Да, срам лучше бы прикрыть.
Эраст Петрович хохотнул, прекрасно сознавая, что это нервное и испуганно зажал себе рот – как бы не услыхал никто. Разжиться в Масловке приличным платьем сообразно полу как оказалось просто невозможно. Любезный Спиридон Дормидонтыч имел такую стать, что сам Эраст Петрович казался рядом недомерком. Увы, пришлось бежать к реке и обсуждать проблему, как хорошо, что водяной не слишком разбирался в модах и согласился на рубаху, была бы просто подлинней!
А за околицей, уже народ собрался праздный и веселый. Кострище запалили до небес, и он заторопился, спотыкаясь – одежду нужно донести скорей, а то весь замысел пойдет насмарку. Авось в толпе и под покровом ночи никто не заподозрит ничего.
– Барин, барин, сюда! – к нему потянулся десяток рук, втащили в круг света от костра.
– Это барин Эраст Петрович, – звонко говорила Парашка, снова простоволосая, босая и с венком на голове.
Кто-то возложил венок из листьев и ему на голову, он огляделся и заметил в сторонке высокую фигуру, улыбнулся облегченно. Вокруг костра были шум и гам, суета.
– Водяной! Водяной! – закричала Парашка и вытолкнула барина в круг.
– Водяной, водяной, – подхватили десятки глоток. Крики перемежались хохотом и радостными взвизгиваниями.
– Водяной, буду я твоей женой! – какая-то девка в темном сарафане и неизменном венке сунулась было к Эрасту Петровичу, коснулась его губ мокрыми своими, и не успел он отшатнуться от отвращения, как смела ее неведомая сила, и знакомые глаза полыхнули яростью, и правильные губы накрыли поцелуем…
– Ра-аз, два-а, – мужской голос отсчитывал секунды, а поцелуй все длился и длился.
И на периферии сознания мелькнула и пропала мысль, что надо же, есть в деревне и грамотные люди, а потом ее затмила эйфория.
– Прыгай! Прыгай! Прыгай! – орали со всех сторон, а он, совсем потерявшийся в пространстве, покорно шел за уверенно шагающим к костру водяным.
Не успел испугаться рвущихся в бездонное летнее небо языков пламени, как уже летел ввысь и вперед, влекомый и поддерживаемый сильной рукой. Огонь облизал обоих смельчаков, посмевших бросить ему вызов, и отпустил, не причинив вреда. То ли признав, то ли благословив…
– Все, – тихо прошептал Спиридон Дормидонтыч и погладил Эраста Петровича по спине. – Все хорошо, – повторил он и снова поцеловал.
Вокруг водили хороводы, орали песни и требовали без конца целоваться водяного с выбранной женой. Разбивались на парочки и тоже целовались. С визгом прыгали через изрядно прогоревший костер и пили принесенный из трактира первач, празднуя шутейную свадьбу.
* * *
И только двое, целовавшиеся на потеху публике и стоявшие на виду, но чуть в стороне от всеобщего веселья, знали, что все это правда…