Он пошатнулся. Хватанул ртом воздух, стискивая зубы, щерясь. Яна пробрала нехорошая, лихорадочная дрожь, хотя Влад и не чуял кислого и тяжелого запаха пота, какой бывает у больных. Нечего и надеяться было — жалко, слабовольно, — что ведьмак на болотах простудился, пока тину месил под стеной ливневого дождя. Нет, это что-то, сидевшее в нем, щелкнуло с неотвратимостью спущенного арбалета. Вырвалось, выломив ребра.
— У тебя есть мы, ведьмак. Янек, — твердо сказал он, положив руку ему на плечо, поразившись, как страшный ведьмак на самом деле тонкокост и жилист. Доверчиво привалился. — Я не разбрасываюсь такими словами, знай, но тебе я поклянусь в вечной дружбе, если мы выберемся с этого болота. На крови поклянусь.
И, прикрыв глаза, Ян дышал. Через раз, особо замедляя дыхание. Его уверенность заставляла на мгновение поверить, что Ян удержит, вытянет повод, чтобы тот врезался в горло клокочущему зверю, и что не нужна ему никакая помощь. Обманчивое, опасное впечатление — весенний ледок, оступишься, оскользнешься — беззубо и мокро глотнет зыбкая полынья.
Но в этот раз ведьмак удержал равновесие, снова изобразил хитрый финт, который не удался бы никогда обычному человеку, такому неловкому.
— В тебе еще много осталось от графа, вашмилость, — фыркнул Ян, язвя из последних сил. Отталкивая его, отодвигая куда-то в сторону. — Как смею я разочаровать такую особу. Что вообще ты знаешь обо мне?
— Хочешь, я расскажу? — негромко сказал Влад. — Я неплохо умею предрекать будущее и читать прошлое, когда-то мы с Карой тем и развлекались на рынках, что люд веселили, гадали. Я гадал, а она резала кошельки… Твой отец согрешил с эльфкой, Янек, а потом хотел избавиться от сына, так похожего на лесной народ. Он слышал про эльфских партизан, что вырезают целые селения, он боялся. Вот и вся история. Ты ненавидишь себя, но разве лучше было бы провести жизнь рядом с таким уебком?
И Влад попытался представить ведьмака человеком. Нарисовал ему ясные синие глаза, мягкие черты, золотистые волосы. Дитя Дол Блатанна — ему бы жить там, среди пышных цветов, а не топтать дороги и не вязнуть в болотах. Не корчиться от безумия.
А Влад говорил и говорил, будто пьяный.
— Все люди боятся Фальку до сих пор. «Так гори, прими же муки. Фалька, изверг, брось надежду…» Поют про нее глупые песенки, но содрогаются, когда смотрят на эльфский народ. Я знаю, как они глядят. Как на чудовищ. Как смотрели эти крестьяне на тебя, как на нас пялились. Мы похожи, ведьмак, ты чувствуешь. У меча Предназначения два острия: зверь и охотник на зверя… Это мы — Фалька. Но они не догадываются, что однажды нелюди могут набраться сил и растерзать их, изодр-рать в клочья…
В нем поднималось негромкое рычание, билось под горлом, и Влад замолк. Отодвинулся в сторону от костра, отворачивая лицо, и Ян напряженно дрогнул, но усидел на месте. Лишь теснее стиснул пальцы на рукояти меча, царапнул оплетку.
— Умоляю тебя всеми богами, в которых ты веришь, уезжай, — хрипло выдавил Ян. — Развернись, чтобы я никогда не видел вас. Ведьмаки убивают чудовищ.
— Мне не нужны боги. Они не отвечали на молитвы, не приходили, когда мы с Карой, грязные и замерзшие, загибались на улице. Прежде чем самим начать грабить и убивать, прежде чем превратиться в то, что убило наших родных. И я оставил веру, перестал каяться в грехах.
Он вскочил и истаял в темноте.
***
Под утро снова сторожил Ян. Слышал где-то неподалеку бродящих тварей, но ни одна не вызвала у него опасения, потому он безмятежно помалкивал, не тревожа своих товарищей.
Войцеки спали рядом, вжавшись друг в друга, обнявшись, и Ян набросил на них куртку, под которой он сам спал. Что-то мурлыкнув во сне, Кара завозилась, ее хвост задрожал, но она не проснулась. Ее безмятежное лицо будто бы казалось мягче, когда она не хмурилась и не скалилась, когда просто — была.
— Что ты делаешь, ведьмак? — настороженно протянула Ишим, завозившись. Она прищурила глаза, как кошка, готовая к броску. На что она надеялась, деревенская девчонка, не умеющая драться, — он бы отшвырнул ее прочь одним движением…
Отчетливо представилось, как с треском ломается косточка. Замутило.
— Ничего. Я их не трону.
«Никогда», — истаяло в тумане. Не теми голосами, что обычно толпились в его голове.
— Ты смелая, — сказал он Ишим. — Не побоялась отправиться в никуда с незнакомцами, пойти на болота…
— Дома страшнее. Как мама умерла, стало совсем невыносимо, — всхлипнула Ишим.
Ян растерянно глядел в слезящиеся голубые глазищи: совсем не умел утешать.
***
— Так далеко я в тот раз не заходил, — шепнул Ян. — Полил дождь, а ничего живого на болотах не было, вот я и решил вернуться. Он смыл запах крови и гари… Проклятие.
Они наблюдали издалека — небольшое подворье, останки дома, обгоревший остов, скелет. Все-таки люди из Лисоловов добрались до волчьей семьи. Подожгли дом, должно быть, ночью. Остались пожарище, поваленный, проломленный заборчик, разметавшие по двору обломки… И тела. Сначала Ян подивился, что они нетронуты и не стали поживой для голодных накеров, но потом увидел. Из-за дома выступило нечто большое, темное, с оленьими ветвистыми рогами. Лохматое, черное.
Оно наклонилось над одним из тел, полураздавленным, лишенным головы — там была какая-то буро-серая каша. Вгрызлось мощными челюстями в грудь, выламывая ребра, выкусывая мертвое темное сердце. Ян не дрогнул, внимательно наблюдая, а Ишим затряслась, закрыла лицо руками и прижалась к нему — от страха не видя, у кого ищет защиты. Неловко приобняв ее, Ян похлопал девочку по плечу. Может, она узнала кого-то из лежавших на поляне, обглоданных…
Тварь продолжала трапезу, роясь во вскрытой грудине. Деранула ниже, брезгливо, лапой вываливая вздувшиеся сизые кишки, добираясь до печени и с радостным рокотанием выковыривая ее.
— Что за хуйня с рогами? — прошипел Влад, дергая хвостом. Он тоже закрывался: запах разложения становился невыносим, заполнял легкие.
— Бес. Очень древний.
Вздохнув, Ян покачал головой. Он надеялся, что защитником будет леший, потому что с ними еще был крохотный шанс договориться, убедить в добрых намерениях. Но бес был зверем — зверем, верным жившей на болотах семье, которую безжалостно растерзали люди.
— Он нас чует, — выдавила Кара, встретившись с безумным взглядом чудовища — третьего, гипнотизирующего глаза. — Не сможем обойти?
Подняв голову к небу, бес заревел. С деревьев, молотя крыльями, сорвались птицы и с истошными криками взвились ввысь. По лесу прокатился долгий порыв, заскрипели старые ветки, что-то хрустнуло.
— Нет, он следил за нами и ночью… Сидите здесь, держите лошадей, чтобы не сбежали, — шикнул Ян. — Не вмешивайтесь. Людям тут не совладать. Для таких случаев придумали ведьмаков.
— Мы не люди, — рыкнул Влад.
Но Ян внимательно посмотрел на Кару, пока она не кивнула, и тогда, отбросив сомнения, вышел на поляну. Прикрыл глаза, вдохнул-выдохнул, а когда посмотрел на подобравшегося беса, вынул оба клинка. Что-то разгоралось в груди. Не знакомая ярость, лишавшая его памяти, горячая, грязная. Он знал, что за его спиной притаилась троица. Он не хотел, чтобы их сожрали тоже.
Его учили рубиться с двух рук, но за два серебряных клинка пришлось бы продать нечто посущественнее трав. Пришлось бы торговать собой на грязных улицах Новиграда — и то бы не хватило. Потому он обходился старым, но верным серебряным клинком с рунными насечками. Махакамская ковка. Ян надеялся, что меч выдержит.
От первого удара по боку беса сломался стальной меч. Хрупнул, разлетелся осколками, брызнул в лицо — Яну пришлось отбежать, чтобы не израниться.