Почти каждое слово здесь нужно объяснять. Ананасы с шампанским – это символ сладкой жизни. В постсоветской России никто уж не помнил, что стихи Игоря Северянина, но на эти стихи исполнялась певцом Александром Новиковым залихватская песня, и еще в каком-то фильме про белогвардейцев было – ананасы в шампанском. И с тех пор, какая бы грязь ни окружала постсоветского человека, какая бы ни нищета, сколь бы тревожным ни было будущее, он ставил на колченогий стол посреди фанерной своей дачки или рабочей своей каптерки неспелый ананас и дурное крымское игристое – и пировал, воображая себя бог знает каким графом или бароном. А менты вот – на капоте уазика. У Северянина: «Кто-то здесь зацелован, там кого-то побили, ананасы в шампанском – это пульс вечеров». Был теплый августовский вечер. Выворачивание карманов нарка и волочение девки в гаражи вполне укладывались в северянинскую парадигму.
Пэпээсники – это сотрудники патрульно-постовой службы, рядовые милиционеры. Они выворачивали карманы нарку, чтобы отнять деньги, если тот только собирался покупать героин, или чтобы отнять сам героин, если уже купил и не успел употребить. Отнимали и продавали наркоторговцам, чтобы те продали наркоманам по второму разу.
«Повели наркоманку в гаражи» – это с целью торопливого соития: многие проститутки (у Северянина – «девушки нервные») и до сих пор взятки ментам платят своим телом.
Коля Резаный, он же Владимир Бардинов – это патриарх наркоторгового клана Бардиновых-Оглы. Был бы миллионером, кабы не пагубная страсть к игре, заставлявшая спускать все на рулетке и даже воровать у своих.
Махмуд – это Махмуд Оглы, сын Коли Резаного по кличке Диджей. Наркоторговец и домовладелец, одному из домов которого стараниями Ройзмана и его ребят вот уже совсем скоро предстояло быть снесенным. А в другом доме Махмуда Оглы предстояло быть пожару (Ройзман предпочитает слова «загорелся дом», хотя нечасто бывает, чтобы кирпичные дома загорались сами по себе). Махмуду предстояло смотреть, как горит его дом, отнимать микрофон у кого-то из журналистов, приехавших на пожар, танцевать в отчаянии и кричать в микрофон, что вот он, Махмуд, соберет, дескать, пятьсот цыган и расстреляет Ройзмана. За этот танец ему и предстояло получить кличку Диджей. Но пока он ел шашлык с милицейскими офицерами.
А повар-таджик – это еще Ройзману предстояло узнать, как устроена таджикская диаспора. Очень послушные люди. Если старшие соплеменники, будь то члены правящей семьи, известные спортсмены или просто богатые люди, велят – надо слушаться. Велят работать на стройке – работают. Велят перевезти героин – перевозят. Велят жить в цыганском доме на положении рабов – живут в рабстве. Велят пожарить шашлык – жарят шашлык.
«Цыганка торгует с лотка» – это буквально. Героин буквально лежал на лотке, как конфеты или печенье, расфасованный «фитюльками» по одной десятой грамма. А плату принимала не только деньгами, но и ворованными вещами – хрустальными вазами, украденными из родительских квартир, магнитолами, украденными из автомобилей во дворе, и норковыми «формовками», то есть теми самыми вошедшими в моду норковыми беретами, которые по утрам, потемну срывались с голов женщин, ведущих детей в садик.
«Наркоманка у колонки» – понимаете, людям, перебравшим с наркотиками, нужна вода. Девушка, видимо, после инъекции почувствовала себя плохо, пошла к воде, напилась из уличной колонки, но все равно потеряла сознание. Выживет ли, умрет ли – здесь это никого не волновало.
Про колонку тоже нужно понимать, что это уличный водопровод. Цыганский поселок располагается посреди города, окружен многоэтажными домами, но сами его улицы составляются из деревенских домов, избушек без удобств. Гаражи, приусадебные участки, куры в пыли роются. То тут, то там среди избушек – кирпичные дома в три или четыре этажа. Похожие на крепости цыганские героиновые особняки. Некоторые из них были построены даже не на участке каком-нибудь вместо снесенной избушки, а прямо посреди улицы, перегораживая улицу, превращая проезжую дорогу в тупик. Разумеется, без каких бы то ни было градостроительных разрешений и архитектурных согласований.