Потому что сейчас нужно быть справедливым, — а предавать и закладывать, можно будет потом. Поскольку при известной тренировке, одно другому не мешает. Даже наоборот, помогает гармонично развиваться личности…
Девушка за компьютером, она оглянулась на объектив камеры, когда ее окликнули… Она же смотрит телевизор, с пультом в руках, она же, — во время семейного застолья, здесь же дядя с женой, и ее мама… Она — в теннисной юбочке и с ракеткой в руках, она — в бассейне, она — читает, она — за компьютером, на экране которого какой-то график…
Она, она, она…
Все фотографии сняты в последнее время, наверное, за год или за два.
Здравствуй.
Здравствуйте, Марина…
Фотографии имеют свойство — врать. Вернее, — приукрашивать… Вернее, внушать иллюзии.
Фотография, лишь взгляд того, кто держит в этот момент камеру, — и объект фотографии, это, прежде всего, взгляд фотографа.
Эти фотографы — врали…
Они хотели, чтобы девушка эта, Марина, предстала хорошенькой девушкой из обеспеченной семьи, похожей на многих других девушек, — с теми представлениями о достойной жизни, которые у других, с теми же повадками, которые внушает другим мнение их общества. Хотели, чтобы девушка эта выглядела своей.
Эти невинные старания ни к чему не привели… Прежде всего, потому, что Марина не замечала камеры. Вернее, не обращала на нее внимания. А еще точнее, — не на нее, а на того, в чьих руках она находилась.
Словно бы ее пытались извлечь таким способом из мира, в котором она была, — и не могли. Взгляд ее на всех фотографиях никогда не был направлен на объектив, всегда она смотрела выше куда-то, а если и в сторону объектива, то не видела его.
Женщина всегда замечает, когда на нее смотрят. И всегда знает, зачем на нее смотрят… На то она и женщина, чтобы понимать взгляды мужчин.
Фотокамера, это концентрированный мужчина, — кто бы не держал ее в руках… Его — аллегория.
Реакция на объектив, — рефлекс. Она, эта реакция, значила много.
Марина не обращала на объектив внимания. Рефлекса никакого не было…
Она на них была занята другим, чем-то своим, куда и его, Гвидонова, не пустила.
Не заметила белой розы, протянутой ей.
Так что Гвидонов старался напрасно…
На месте событий Гвидонов был в два часа, как и договаривались. Пришлось ехать на «Форде», хотя Гвидонов и не любил разъезжать по служебным делам на своей машине.
Но в Управлении подают транспорт вместе с водителями, а иметь водителя в качестве свидетеля, он не хотел…
У проходной Реабилитационного Центра его ждала целая делегация. Во главе с самим Матвеем Ивановичем.
Он, должно быть, вставил всем дрозда, — так что народ вокруг него выглядел до предела смирно. Смирно и напугано.
Сам же Матвей Иванович походил на хозяйствующего начальника прошлых лет, который только что выпустил пар на нерадивых подчиненных, — был он толст, красен от не прошедшего еще гнева, и весь в каком-то нетерпении.
Он первый подошел к машине Гвидонова, и первый обратился к нему, как к старому знакомому:
— Ну, наконец-то… Не знаю, что делать, тупик какой-то. Можно, я сам вам все покажу. Эти умники опять что-нибудь напортачат… Ничего не знают, ничего не слышали, ничего не видели, только и умеют, что репы чесать.
Мороз был градусов пятнадцать, не меньше. Вдобавок, — мело. Хотя он приехал точно, они уже какое-то время ждали его у проходной. Так что немного замерзли. Откуда, после всего этого, взяться оптимизму.
— Как вы хотите? — спросил Матвей Иванович. — С чего начать?
— Посмотрю место происшествия, потом пленки, если не возражаете.
— С медициной беседовать будете?
— Пока нет.
— Тогда я ее отпускаю?
— Да, конечно.
— Медики, свободны!.. — крикнул Матвей Иванович через плечо.
Несколько человек из группы сопровождения тут же испарились.
— Начальник охраны?
— Да.
— Обслуживание: уборщицы, санитары, повара?..
— Пока нет.
Опять последовала команда, — группа уменьшилась наполовину…
В результате, остался неприметный на вид мужчина, — «начальник отдела кадров», здоровый бугай, с выправкой старшины штурмового отряда, — «местная охрана», и, укутанная в дубленку с капюшоном, дама, — «горничная».
Ничто в этом мире не исчезает бесследно, никто не может взять и просто так испариться, ни с того, ни с сего улетучиться. В этом мире все может происходить только по законам этого мира, — ни как иначе.
Вот аксиома, — кирпич, от которого, как от печки нужно плясать дальше… Чем незаметней, таинственней и загадочней произошло преступление, тем больше профессионализма, таланта, времени и денег потратили на него те, кто его готовил.