Что-то останавливалось внутри — навсегда. Уже какая-то серая тьма начала подступать издалека.
И сил, и сознания, и разума, оставалось, — на одно мгновенье…
Колян успел закурить, пока там по проводам, — и для страховки, по радио, — все сошлось в нужное место.
Он смотрел через открытую близкую дверь сарая, и сначала не увидел, а услышал: низкий незнакомый какой-то подземный гул, будто бы к нему изо-всех ног приближалось землетрясение.
Потом, сразу, затряслась земля, его, даже, немного подбросило, и из всех вентиляционных отверстий, из разных точек панорамы, которую он обозревал, вдруг поднялись в ночное небо ярко-красные огненные столбы.
Вот это красотища!.. Вот это было кино!..
Жаль только, быстро кончилось. А то он бы смотрел на это и смотрел.
Земля встала на место. Огненные плевки, растворились в вышине. Оставив после себя только едва заметный отсюда дым.
Вот и все. Преисподней больше нет. В помине… Ничего больше нет. И, может быть, блин, — его самого.
Время, перед тем, как исчезнуть, остановилось. Не здесь, не здесь, не здесь…
Я был не один, — все, кто был, в последнее мгновенье, моим миром, частью меня, — рядом.
Маша так крепко держала меня, что была продолжением моей руки.
Свободной рукой я схватил за шиворот Ивана, другую часть себя самого, — и ринулся к шлагбауму, сломав его хрупкие дощечки, как спички. Надо же, даже успел удивиться, что эти толстые бревна разлетелись, от нашего общего движения, в щепки.
Иван подлетел в воздух, пушинкой, словно беспомощный кутенок, в зубах заботливой мамаши.
Это был прыжок к смерти. В заваленную листьями берлогу, где тишина, и тлен, и вечный покой. Где ничего уже не будет…
Я — летел. Существо с тремя головами. С тремя туловищами… Сзади возникало пламя, и рев огненного дракона, который решил лишить меня моего покоя. Но покой — я заслужил.
Потому что покой — вечен…
Мы упали. Прокатились по земле.
Почему-то смерть медлила, — и я чувствовал, как мягко мы упали в прелые слежавшиеся листья берлоги.
Позади, в каком-то метре от нас, разбилась, как вода об аквариумное стекло, — огненная стена.
Ее синие прожилки пробегали по невидимому стеклу, не в силах преодолеть его. Она стучалась в него огромными камнями, бессильно опадавшими вниз, — не было власти во вселенной, которая могла бы лишить меня моего покоя.
Переливались детской радостью неоновые буквы, как из игрушечных кубиков, сложившие два слова: «Добро пожаловать!»
Пахло тишиной, и спокойной сыростью.
Я — не умер… Опять.
Хотелось спать. Долго, долго. Чтобы проснуться уже утром, под светом солнечного дня. Проснуться, потянуться до хруста в костях, открыть глаза, — и обрадоваться огромному радостному, полному жизни царству. В котором есть место и мне.
— Ничего себе! — услышал я сквозь сон, изумленный голос Ивана. — Вот это дела!
Маша сидела рядом, отпустив меня, и терла виски, как-будто у нее неприятно болела голова. Или только что болела, но теперь уже стала проходить.
Все будет хорошо, — сказал я себе, засыпая, — все будет хорошо. Все будет хорошо…