Гамилькар пошёл дальше, но чья-то возникшая впереди тень, принадлежащая не ребёнку, остановила его. Он увидел её за зарослями гранатов… Человек, увидев, что Гамилькар остановился, заметив его, решил не скрываться… и вышел из-за деревьев…
— А, Целий! Я решил, что к нам в дом забрались чужие! — тепло и искренне радуясь встрече произнёс Гамилькар, увидев латинянина. — Кстати, я давно хотел тебе сказать, ты тоже можешь вернуться в свою республику! Я не хочу задерживать тебя! Ты уже совершенно здоров.
Целий, не ответил на вторую часть слов Гамилькара. Он, смотря на Барку, произнёс:
— Чужие? А разве я не принадлежу к партии чужих? Ведь, я, был взят в плен с оружием в руках! И мог, с таким же успехом прийти в этот дом с ним же, по приказу высших магистратов Рима! И мой приход не сулил бы всем обитателям его ничего хорошего?! Когда я стал для тебя не «Чужим», стратег Гамилькар?
— С тех самых пор, когда утратил угрозу, потеряв оружие! Я не брал тебя в плен. В этом не было необходимости. Ты мог умереть там же! Что меня на это толкнуло? Не знаю. И, даже, угроза тебе со стороны звероподобных жрецов Молоха не заставила меня спасти тебя. Не знаю почему, я это сделал?! Это произошло спонтанно и, скорее всего, решалось не в моей голове! Но, в этом доме, для меня врагов нет! И я рад, что ты выжил в нём… и можешь, теперь, отправиться домой!
Целий потрогал огромный рубец на своём лице, ещё не заживший полностью. Рубец, шёл наискось, со лба, через переносицу и левую щеку к уголку рта…
— Я, теперь, не больно-то красивый и привлекательный мужчина… — задумчиво произнёс бывший приимпелярий, — позволь мне самому принять решение, когда покинуть этот дом? У меня здесь установился контакт с одним из обитателей этого дома, и мне бы хотелось не прерывать наши отношения, в столь интересное для меня самого время!
Гамилькар подозрительно посмотрел на Целия.
— Ты говоришь о Ганнибале? Я знаю о ваших с ним беседах! Хорошо, пусть твои слова по поводу твоего отъезда будут законом для этого дома. Ты сам решишь, когда покинешь его! Но надеюсь, ты не научишь моего сына ничему, чему не хотел бы научить своих детей!
Приимпелярий, утвердительно, качнул головой.
— У меня нет детей, Гамилькар! Жизнь так сложилась, что я воевал много лет, и сердце не требовало отцовства! Но, сейчас, я впервые почувствовал интерес от общения с ребёнком. Необыкновенным ребёнком! Ребёнком, который лишился матери и брата по моей вине! И я хочу, хоть чем-то, компенсировать тот ущерб, что нанесла война, ведущаяся мной, этому ни в чём не повинному ребёнку!
Гамилькар посмотрел на Целия и ничего не ответил на эти слова.
— Сейчас все домочадцы этого дома собираются за обеденным столом. Приходи и ты, Целий. Я, завтра, покидаю город и хочу посмотреть на всех перед своим отъездом!
— Ты отправляешься на войну? — Глаза Целия загорелись от осознанного им значения этого слова. — Не знаю, поверишь ли ты моим словам, но желаю тебе избежать предательской стрелы! В прямом столкновении, с тобой справиться нет возможности, поэтому, твои недруги будут использовать другой метод! Береги себя! Я же, в свою очередь, попытаюсь сберечь твой дом!
Гамилькар посмотрел на Целия, последнюю часть сказанных слов Целием, он не понял, но приложив руку к сердцу, отправился в дом…
Позади него стоял человек, смотрящий ему вслед… Мысли того человека, в тот момент, были очень далеко…
Глава 11
Солнце стоит в зените, испуская на землю невероятное количество тепла, посредством жарких, иссушающих землю и испепеляющих многих насекомых, лучей, «проливающихся» на землю золотым, знойным «дождём»… По скудно покрытой растительностью местности, кою иссушает зной, вьётся дорога, петляя между каменных гряд и голых от растительности холмов. По дороге скачут несколько всадников. Они, явно, торопятся… Их кони уже по всему виду устали, но не сбавляют своего «шага». Вот они поворачивают меж холмов, и их глазам открывается река, которая также, как и дорога, петляет меж непреодолимых препятствий, огибая их своим гибким, неуловимым станом, и несущая свои, прогретые солнцем, талые воды Атласа к берегу Внутреннего моря… Теперь, становится понятно, почему кони не сбавляли своего шага — они почуяли воду и торопятся к водопою…