— А, что же, вы, не перевезли его вот с этой партией, везущей гарнизоны Лилибея и Солунта? А ещё один конвой вёз конницу Теоптолема?
— А и мы подошли к твоему высокомерному греку! Но он сказал, что занимается сейчас людьми и «ваш шкурный интерес», так выразился он, — вот где! — один из членов делегации показал жест ребром ладони, приложив её к шее.
— Узнаю Теоптолема! — засмеялся Гамилькар, — сколько там примерно шкур?
— Шкуры есть выделанные и необработанные! А есть уже приготовленные, склеенные для монтажа доспехов! Все можно погрузить в десяток транспортников! Но нужна флотилия конвоя! Ты сам знаешь, Гамилькар! Пираты не дремлют во Внутреннем море!
— Да. Шкур многовато! — изменившись в лице, задумался Гамилькар. — Слишком богатый подарок для «волчьих сынов»! Бросать жалко! Если их оставить, римляне быстро их приберут к рукам! — Он снова повернулся к кожевенникам. — Хорошо, идите к Диархону, скажите ему от моего имени, чтобы отправил с вами 10 пентер прикрытия!
— Клянёмся мудростью Милгарта, ты — Великий стратег Гамилькар и разбираешься в выгоде нашего города! Не то, что высокомерные греки!.. — Кожевенники, довольные разрешением их вопроса покидали дом Гамилькара, и торопились в гавань, чтобы ещё сегодня отправить транспорты за грузом…
Гамилькар, отдав ещё кое-какие распоряжения, городским магистратам, заполнившим его дом, вышел в сад. В саду благоухали реликтовые растения родового гнезда Баркидов, их запах навивал его на воспоминания. Этот аромат, источаемый сплетёнными изгородями растений, цветущих и расцветающих, создавал по замыслам садовников, живую беседку, где можно было отдохнуть жарким, солнечным днём. Здесь, разместилось все семейство Гамилькара… Гамилькар обвёл глазами всех присутствующих в беседке, кроме взрослой прислуги, помогающей присматривать за детьми, среди детей выделялась белокурая, статная женщина. Все дети, а их было не меньше семи, весело играли и с ней, и с, присматривающими за ними, домочадцами. Гамилькар засмотрелся за их игрой, с его лица не сходила улыбка, а мужественное сердце обмякло и наполнилось счастьем и радостью… Он краем глаза заметил тень, скользнувшею у него за спиной и спрятавшуюся за кустом роз… Прошло мгновение… Гамилькар резко обернулся и поймал тень, появившеюся из-за куста…
— Вот он разбойник! — засмеялся он, подняв на руках, мальчика лет семи, — Ганнибал, ты почему не со всеми?! Что Гасдурбал с сёстрами, не берут тебя в свои игры?
— Нет! — смеялся, от щекотки, мальчик, — мне неинтересны их игры! Они сажают сад, с тётушкой Иолой! А мне хочется играть в гоплитов!
— А сын, Иолы, Ольвий? Он тоже сажает сад? — смеётся Гамилькар.
— Нет, он один играет со мной! Он сейчас прячется и готовится отражать моё нападение! Скоро я пойду его искать! — отвечает Ганнибал.
— Вот оно, что? А почему ты не прячешься, Ганнибал? — Гамилькар ставит сына на землю и треплет его тёмные волосы.
— Потому-что, мы с Целием, разработали целую систему маскировок, и они меня никогда не могут найти! — совершенно серьёзно, не по-детски, говорит мальчик.
В его голосе звучит даже некое разочарование этим.
— А что же, Целий, не обучит этому искусству и Ольвия? — спрашивает Гамилькар.
— Целий говорит, что ему это не пригодится! — отвечает Ганнибал.
Ганнибал становится серьёзным.
— Что он имеет в виду? — спрашивает он, глядя на сына. Но тот не отвечает, а устремляется куда-то вглубь сада и Гамилькар, поддавшись, вновь, налетевшему душевному порыву, ещё раз подхватывает его и прижимает к своей груди… Счастье отца переполняет его… Он, медленно, опускает сынишку и тот, скрывается за кустами роз…
«- Мне кажется, Кларисса, я, никогда, не смогу отомстить квиритам за твою смерть и смерть Магона! Это сделаешь ты сама! И месть твоя уже растёт!» Гамилькар провожает взглядом мелькнувшую тень мальчика, бегущую по саду, с деревянным мечом в руке, и поворачивается ко всем остальным детям, кои уже заметив его, бегут к нему.
— О, я смотрю, наш сад преображается и расширяется! — говорит он, приближаясь к ним, — Здесь никогда не росли такие красивые кусты! — Гамилькар улыбается и целует дочерей в щёки, сына Гасдурбала треплет за плечо, — Иола, ты волшебница! Насажать столько новых кустов!