И Иола пошла вслед за детьми. Гамилькар молча посмотрел ей вслед….
«- Она права, — думал он, — мне надо отпустить Клариссу! Попробовать создать новую семью. Найти, если не замену ей, то хотя бы человека, который разделит со мной тяготы взросления моих детей».
Гамилькар посмотрел, как Иола скрылась в саду.
«- После договора с бывшими соратниками и усмирения остальных, мне надо попытаться наладить личную жизнь, чтобы освободить Иолу от забот о детях!» — решил Гамилькар и отправился в дом… Он прошёл вдоль протекающего к центру сада ручью, дарящему прохладу и влагу зелёным насаждениям. Остановился, вдохнув свежий, благоухающий, ароматный воздух. Наклонившись к ручью, он набрал в ладонь воды и глотнул холодный глоток ключевой воды. Остальной водой, оставшейся в ладони, смочил свой лоб и лицо. Вода родного источника, из которого он пил ещё в своём детстве, освежила его воспоминания… Он вспомнил, как ждал возвращения своего отца из очередного похода против племён, совершающих опустошительные набеги на южные рубежи Республики… Он вспомнил, как пройдя в сад, отец, первым делом, омывал лицо в этом ручье. А он, Гамилькар, подсматривал за ним из-за кустов…
«- Как, мгновенно, пролетело время?! — удивившись, подумал Барка, — Столько событий и людей, похоронило оно! Ушло поколение отца. Их больше нет с нами. Республика, за это время, не стала стабильней и сильней! Но вот в чем вопрос и казус — она стала богаче, намного богаче! Но сильнее от этого не стала! Богатство не даёт силу, а только отнимает её! Оно разобщает людей, заставляет их думать только о собственном благополучии. Об этом предупреждал отец, когда в Совете произнёс речь о накоплении богатств, некоторыми родами суффетов. „Ваше богатство не укрепит город! — говорил он тогда, — С каждым приобретённым вами талантом серебра, город будет слабеть, и наливаться немощью, как плод, переспевающий на ветке, с коей должен упасть в чьи-то руки или просто на землю!“ Как прав был отец!»
Гамилькар пошёл дальше, но чья-то возникшая впереди тень, принадлежащая не ребёнку, остановила его. Он увидел её за зарослями гранатов… Человек, увидев, что Гамилькар остановился, заметив его, решил не скрываться… и вышел из-за деревьев…
— А, Целий! Я решил, что к нам в дом забрались чужие! — тепло и искренне радуясь встрече произнёс Гамилькар, увидев латинянина. — Кстати, я давно хотел тебе сказать, ты тоже можешь вернуться в свою республику! Я не хочу задерживать тебя! Ты уже совершенно здоров.
Целий, не ответил на вторую часть слов Гамилькара. Он, смотря на Барку, произнёс:
— Чужие? А разве я не принадлежу к партии чужих? Ведь, я, был взят в плен с оружием в руках! И мог, с таким же успехом прийти в этот дом с ним же, по приказу высших магистратов Рима! И мой приход не сулил бы всем обитателям его ничего хорошего?! Когда я стал для тебя не «Чужим», стратег Гамилькар?
— С тех самых пор, когда утратил угрозу, потеряв оружие! Я не брал тебя в плен. В этом не было необходимости. Ты мог умереть там же! Что меня на это толкнуло? Не знаю. И, даже, угроза тебе со стороны звероподобных жрецов Молоха не заставила меня спасти тебя. Не знаю почему, я это сделал?! Это произошло спонтанно и, скорее всего, решалось не в моей голове! Но, в этом доме, для меня врагов нет! И я рад, что ты выжил в нём… и можешь, теперь, отправиться домой!
Целий потрогал огромный рубец на своём лице, ещё не заживший полностью. Рубец, шёл наискось, со лба, через переносицу и левую щеку к уголку рта…
— Я, теперь, не больно-то красивый и привлекательный мужчина… — задумчиво произнёс бывший приимпелярий, — позволь мне самому принять решение, когда покинуть этот дом? У меня здесь установился контакт с одним из обитателей этого дома, и мне бы хотелось не прерывать наши отношения, в столь интересное для меня самого время!
Гамилькар подозрительно посмотрел на Целия.
— Ты говоришь о Ганнибале? Я знаю о ваших с ним беседах! Хорошо, пусть твои слова по поводу твоего отъезда будут законом для этого дома. Ты сам решишь, когда покинешь его! Но надеюсь, ты не научишь моего сына ничему, чему не хотел бы научить своих детей!
Приимпелярий, утвердительно, качнул головой.
— У меня нет детей, Гамилькар! Жизнь так сложилась, что я воевал много лет, и сердце не требовало отцовства! Но, сейчас, я впервые почувствовал интерес от общения с ребёнком. Необыкновенным ребёнком! Ребёнком, который лишился матери и брата по моей вине! И я хочу, хоть чем-то, компенсировать тот ущерб, что нанесла война, ведущаяся мной, этому ни в чём не повинному ребёнку!