Гамилькар улыбался… Но все, кто его знал, из тех, кто находился в этом ограниченном помещении из его воинов, поняли, что будет нешуточное дело и, что решение и подготовка его уже произведена и отмены никакой не будет. В глазах своего полководца они уже увидели отражение вражьих мечей и копий… Их стратег, мысленно, уже был там — в задуманной битве.
Капитон и его жрецы, смотрели на членов делегации, в надежде, что те вступятся за них… Их просящие сострадания лица, выражали безмерную тоску… страх.
Но члены делегации, решили, что требование Гамилькара, как главы делегации, не подлежит дискуссии. И поэтому, приняли его безмолвно, как свершившийся факт, предпочтя не обращать особого внимания на просящий помощи взгляд Капитона… и его жрецов. Они, ещё некоторое время, обменивались мнениями, по различным вопросам друг с другом и с Баркой, не обращая внимания на потерю «аппетита» жрецов Молоха…
Вдруг, в палатку вошёл человек. Охрана стратега узнала в нем своего командира Теоптолема. Он обвёл взглядом застывших за столом членов делегации и кивнул Гамилькару.
— Все готово, Гамилькар! Гептеры загружены, как ты и приказал! На бортах самые проверенные войны! — Сказал он.
Гамилькар встал. Вид его был совершенно спокоен. Он повернулся к Капитону:
— Пора, жрец!
Только тут, все присутствующие поняли, что все, о чём говорил Гамилькар, были не просто слова, чтобы испугать бедных жрецов… и этим заткнуть им рты. Рты самих некоторых горожан открылись… от удивления и ошеломления. Их вид был растерян… Но все это было совсем не сравнимо с тем, что творилось с самими жрецами Молоха…
Гамилькар же уже позабыл об их присутствии… Его помыслы были в другом месте…
— Выходим сразу после полуночи! Я выхожу, на римской трофейной квинтиреме! Ты, Теоптолем следом. Идёте за мной, но на таком расстоянии от меня, чтобы дозорные галеры Рима, не распознали наших цветов парусов и вымпелов. Как только я войду в контакт с римской дозорной галерой, действуйте, как запланировали. А после, атакуйте!
— Гамилькар, я надеялся быть на атакующей галере! А ты бы мог управлять боем и нашей задумкой с гептер, на которые отправляешь меня! — В голосе Теоптолема звучало некоторое разочарование.
Гамилькар улыбнулся другу своей открытой, светлой улыбкой, положив на его плечо свою руку.
— Не обижайся, Теоптолем! Мне ещё есть, что передать детям волчицы! Но, ты рядом! Я не могу доверить того, что мы задумали никому, кроме тебя! Тебе доверена основная атака и провод каравана! Это не меньшая по сложности задача и ещё большее доверие!
Друзья, взглянув ещё раз в глаза друг друга, улыбнулись… Теоптолем кивнул, соглашаясь.
— А не пригодится ли моему другу ещё один меч, на его корабле? Когда-то, мы вместе давали нашим врагам хорошую трёпку! — Вдруг, раздался голос Гикета из-за стола.
Гамилькар повернулся к нему и ответил:
— В деле, которое нам предстоит сегодня, важен каждый меч! Но, предупреждаю! Прогулка будет не из лёгких! Ветер может подуть разный!
Гикет вышел из-за стола.
— Надо отблагодарить хозяев, за тот хлеб, который они не пожалели, встречая нас! А чем свежее прогулка и сильнее ветер, тем веселее душе! Давно я не обнажал стали, надо размяться перед мирными соглашениями! — Он скрылся, вместе с Гамилькаром и Теоптолемом, уводящим жрецов, за полог парусины шатра…
В зале висела тишина…
— Это что… мирные приготовления? — задал вопрос один из членов прибывшей делегации.
Ему никто не ответил. Все думали о своём…
— Это жизнь в лагере на горе Эрик! — ответила одна из женщин, пришедших убрать со стола. — Наши мужчины, живут ею уже три года! Иной мы не знаем…
Она, с некоторыми предметами застолья, скрылась за пологом…
Глава 2
…Ночной сумрак опустился на заливы вокруг гаваней Панорма. Изрезанный скальными выступами и небольшими, глубокими бухтами берег, наблюдается с моря сплошной темной полосой… Волнение на воде, с наступлением ночи, поутихло… Тишина и спокойствие царствуют в небольших, пробегающих волнах, в которых старый Протей незримо вслушивается в звуки исходящие от берега… Но ему этого мало и он, движимый любопытством, ощупывает прибрежные скалы своими, направляемыми им, покатыми, гладкими волнами, которые с определённой периодичностью с грохотом накатываются на интересующие старого Протея места скал, шлифуя и полируя их края… Кое-где, на берегу, раздаётся перекличка разбуженных этим «прощупыванием» скал береговых птиц. И они долго не могут, успокоятся, передовая друг другу свои вдруг возникшие тревоги… Небо затянуто пеленой и дымкой опустившегося тумана…