бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла — Пакгаузы, полные света и пыли..
бла-бла-бла-бла — Пустые мансарды с видом на…
бла-бла-бла-бла — Побережья.
бла-бла-бла-бла — Прерии.
бла-бла-бла-бла-
(Укрытый одеялом, спит в мягком кресле; начало болезни.)
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла—Вот где во всей полноте я чувствовал себя
бла-бла-бла-бла—человеком.
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
(На скамейке, отвернулся.)
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла — «Блаженны нищие духом». Верно.
бла-бла-бла-бла — Ибо духовно богатые неимущи.
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
(Групповое фото, второй слева.)
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла — Не желаю быть рабом вещей.
бла-бла-бла-бла—Хочу быть человеком, только и всего.
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
(В полный рост, смотрит в объектив, фон нечеток, руки в карманах пиджака, лишь выпущены большие пальцы.)
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
…А потом он умер.
Сердце разрывается!..
Опять плачет.
(Машинка раскочегарилась, аж подрагивает.)
— Почему, Господи? Почему из всех людей
на свете Ты выбрал моего любимого?
Не сомневаюсь в Твоей прозорливой
мудрости, но почему именно его?
Всем своим существом я любила этого
человека и двадцать два года была
с ним счастлива. Все двадцать два года
было счастьем засыпать, пробуждаться
и целый день жить. И вдруг… вдруг…
такой невообразимый конец. Спросишь,
как я выжила? Я умерла. В тот день
часть меня сгинула и уже никогда
не воскреснет. До самого смертного
часа я…
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла — Хочу быть человеком, только и всего.
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла-бла-бла-
бла-бла… ВСЁ! А?
(Неожиданный финал. Последнее слово бабушка выкрикнула. Машинка громко щелкнула и басовито загудела.
— Готово? — спросил я.
— Не так быстро.
Раздался писклявый скрежет, который через минуту стих. Звякнули катки. Что-то пролезло сквозь красные бархатные губки и плюхнулось на стол.
Овальное зеркальце.
Бабушка в него посмотрелась.
— Ну вот, хорошо сработано, — удовлетворенно сказала она. — Без мути. Иногда зеркала побольше получаются мутноватые, особенно в уголках. Когда долго говоришь, разные участки чуть отличаются. Но для маленького оно в самый раз.
Я взял зеркальце. Еще теплое. Тыльная сторона свинцово-серая. Я взглянул на свое отражение.
Что-то зацепило мой взгляд. Я присмотрелся, повернув зеркало под углом к свету.)
— Это пройдет, — сказала бабушка. — Как только оно совсем высохнет.
Она имела в виду отпечатки слов. Серебристая зеркальная поверхность состояла из многослойных строчек, аккуратно пересекавшихся под прямым углом.
(Теперь я в некотором роде специалист по данному вопросу. В старых зеркалах есть места, где с помощью лупы можно разглядеть отпечатки: под истончившимся слоем серебра на краях и особенно в окисленных пятнышках. Дважды я сумел распознать слова. Один раз в нью-йоркском антикварном магазине я известил хозяина, что симпатичное зеркальце с ручкой — немецкой работы, ибо в пятнышке различил слова «ganz allein» [10]. И второй раз, когда снова приехал к бабушке. На краешке зеркала в спальне я изловчился прочесть «ортнёф». Теряясь в догадках, спросил бабулю, что бы это значило. «Сен-Реймон де Портнёф», — ответила она. Так я узнал, откуда родом мой дед.
Современные зеркала промышленного производства не интересны. Они абсолютно чистые. В них ничего не увидишь.)
(Последний спирит двадцатого века — вот кем была моя бабушка. В каждой ее вещи обитала бессмертная душа, напоминавшая о ком-то или чём-то из ее долгой жизни. Бабушкины пожитки были посредниками между нею и теми, кто пребывал во блаженном успении. По сути, ее маленький дом на южном берегу Сент-Лоренса являл собою огромный город, кишащий духами.)
(Она отдала мне то зеркальце. «Хозяином» я так и не стал: квартира пуста, одежды мало, вещей почти нет, но зеркальце — моя драгоценность. Часто в него смотрю, пытаясь вспомнить все те слова, что так глупо пропустил мимо ушей.)