– Я хочу сделать все как можно быстрее, Пит. Ты ведь не сомневаешься, что Белднер может спасти Касса.
– Нет, я совсем не так уверен, – мягко возразил Расслтш. – Предположим, он заявит, что Касс здоров, – но это не спасет твоего брата. Разве ты забыла, сколько усилий мы приложили, сколько денег потратили, чтобы нанять экспертов, рискнувших поставить диагноз, который бы уберег Касса от электрического стула.
– Ты сотворил юридическое чудо, спасшее брата от неминуемой смерти. Если бы не твоя преданность... – голос девушки прервался. – Я знаю, тогда ты сделал невозможное, но теперь...
– Продолжай, Дженет.
– Ведь Касс находится в Вентфорте уже больше трех лет. Его же не могут сейчас повторно осудить по делу Фредерика? Поэтому я хочу, чтобы доктор Белднер приехал сюда и осмотрел брата. Я уверена – его освободят из дома для привилегированных безумцев. Ты и сам знаешь, что он нормален и непричастен к убийству художника.
– Да, он нормален. А ты представляешь, сколько будет стоить твой грандиозный замысел?
– Я же сказала, у меня есть деньги, – раздраженно напомнила Дженет. Чуть помедлив, она пригласила Расслина:
– Давай все-таки войдем в дом.
– А ключи у тебя есть?
– Я предупредила смотрителя, он нас впустит. Они долго звонили в парадное, но никто не спешил открывать. Пит даже забеспокоился, не придется ли прибегнуть к взлому. Потом он догадался, как проникнуть в молчащий особняк. Адвокат спустился вниз к заднему входу и стал что есть силы колотить в дверь кулаком. Наконец, щелкнул замок и послышался звон дверных цепочек.
– А, это вы, господин Расслин. А мисс Грант с вами?
– Да, со мной. А ты что, заснул, старина? Мы звоним уже полчаса.
– Приходится быть осторожным. Я должен был воочию убедиться, что это вы. Что-то странное происходит в доме Грантов. Я ничего не понимаю. Одну секунду. Я сейчас открою вам парадную дверь.
Пит вернулся к Дженет.
– Хороший сторожевой пес у тебя. И целая коллекция цепочек и засовов. Швейцарский банк охраняется не столь надежно, – иронизировал Пит.
Наконец, Маркер открыл парадную дверь и они вошли в дом. Управляющий – человек средних лет, лысоватый; глядя на него, немыслимо было представить, что он когда-то был молодым, а тем более – ребенком. Казалось, Маркер от рождения был таким, как сейчас. У него была странная привычка: руки он почему-то все время держал в карманах пиджака.
– Причем здесь швейцарский банк? – обиделся Маркер. – Просто кто-то чужой часто наведывается в наш дом.
– Что-что? – Пит удивленно поднял брови, – и ты молчал об этом?!
– Я докладывал господину Гранту, Торнтону Гранту; заявлял в полицию, поменял все замки, поставил засовы и цепочки. Даже оконные рамы пригнаны заново и на них тоже висят замки. Но все напрасно. Неизвестный каким-то образом проникает в особняк Грантов.
Когда Пит начал дотошно расспрашивать Маркера, то выяснилось, что из дома ничего не пропало; но лазутчик методично обшаривает комнаты: метр за метром, снизу доверху. Поднимает ковры, выдвигает ящики письменных столов и комодов, проверяет содержимое шкафов. Его действия напоминают полицейский обыск. Особенно тщательно неизвестный осматривает апартаменты на третьем этаже, где жили супруги – Касс Грант и Ева. Этот таинственный досмотр, по словам управляющего, начался месяца два назад.
– Я не страдаю галлюцинациями, – посетовал верный страж, но теперь иногда пугаюсь собственной тени. Часто слышу чьи-то шаги, но никого так ни разу и не видел. Эта чертовщина сильно действует мне на нервы, мистер Расслин.
– Малоприятная история, – обронил Пит. – Ну что, Дженет, ты по-прежнему настаиваешь на переезде? Очнись, Джен!
Дженет, казалось, ничего не слышала. Она молча стояла посреди гостиной, погруженная в какие-то свои мысли. Пит коснулся ее плеча, и она вздрогнула.
– Извини, я просто вспоминала. По-моему, здесь ничего не изменилось. – Она говорила шепотом, словно боялась спугнуть чей-то сон.
– Вроде все как прежде, – вторил ей Пит, – те же гобелены, та же резьба на старинных часах, кроме небольшой трещинки. Все тот же красный ковер на лестнице. Помню, ты слетала вниз по ступенькам, как птичка. Признаюсь, я боялся, что однажды ты свернешь себе шею. А Ева... – он замолк на полуслове, боясь показаться бестактным.