– Я знаю. Мне всегда было ее очень жаль.
– Как и всем остальным.
– А я-то думала, что между нами существует особая связь из-за сходной судьбы. То, что мы обе потеряли родителей в раннем детстве, казалось мне, создает нерушимую связь между мной и Синди. Но я была той, которой больше повезло. Меня любили.
Она гостила у нас с тетей во время школьных каникул. Моя тетя всячески баловала ее, старалась хоть как-то возместить ее несчастливую жизнь дома.
– А ее приемные родители никогда и не пытались защитить себя или хоть как-то оправдаться. Просто становились все тише и наконец, не выдержали и переехали. Ты, Гита, ищешь и находишь во всем положительное. Люсинда, напротив, всегда искала негативное. В прошлом, разумеется.
– Да. Но что скажет твоя мать насчет ребенка? Ты ей расскажешь?
Он странно улыбнулся.
– Да, конечно. Было бы очень глупо это скрыть. Если она узнает из других источников… Моя мать очень… Я хотел, было, сказать – властная, но это не совсем так. Ей нравится самой стоять у руля. Она думает, что знает, чего кому надо. В присутствии моей матери нелепо говорить о своих симпатиях или пристрастиях, она сама решает, что хорошо, что плохо. Если ей понравится чья-то идея, она в лепешку разобьется, чтобы добиться всего для этого человека. Если же не понравится, то можно считать, что с нею покончено навеки. В самом раннем возрасте я понял, что моей матери нельзя ничего откровенно рассказывать. Гита, меня годами заставляли заниматься игрой на фортепьяно потому только, что в пятилетнем возрасте я как-то случайно ляпнул, что мне нравится слушать, как кто-то из взрослых играет на нем.
Она слабо улыбнулась. Он того и добивался.
– Моего отца она буквально насильно заставила играть в гольф. Якобы это приносило пользу его здоровью, – добавил он, усмехнувшись. – Мой отец и я довели искусство непроницаемого лица до совершенства.
– Значит, ты привык никому и ничего не рассказывать? Надел маску холодности и бесстрастности?
– Да. Инстинкт самосохранения. Понятия не имею, когда же произошла эта перемена, только знаю, что она произошла. И я привык. До того момента, когда я впервые увидел тебя, моя жизнь была очень скучной. Никаких новых, волнующих рукописей – все они казались такими обыденными. Ни женщины, способной возбудить во мне интерес, к ужасу моей мамочки. Потому, как она мечтает о невестке и внуках. И когда я сообщу ей о ребенке, как и должен, то имей в виду, Гита: она обрушит на тебя все резервы своей заботы. Попробует взять все в свои руки.
– Но я ей даже не нравлюсь! – возразила Гита. – Так что, возможно, этого и не произойдет.
Он уныло улыбнулся.
– Нравится или не нравится – моя мать никогда этим не руководствуется. Только чувством долга. И она тебя обязательно полюбит, – добавил он мягко. – Она еще станет обвинять тебя в том, что ты не сумела дать ей достойный отпор в тот день на кухне, – добавил он, снова улыбнувшись. – Меня она начнет обвинять в том, что я не сумел во всем вовремя разобраться и так поздно понял, что собой представляет Синди. Себя же убедит в том, будто всегда знала, что с Люсиндой не все в порядке. В чем-то она обвинит и Тома. Она поразит тебя своей добротой. И, вполне возможно, сама организует нашу свадьбу.
Гита в ужасе подняла на него глаза.
– Нет…
– Хочешь убежать со мной? – спросил он тихо. – Туда, где она нас не найдет?
Слезы снова наполнили ее глаза, она шмыгнула носом и помотала головой. Он через стол протянул руку, нежно коснулся ее пальцев, и она торопливо отдернула их.
– У меня такое ощущение, словно вся моя прежняя жизнь была ложью, – прошептала она. – Я не ощущаю себя больше человеком, личностью.
– И поэтому ты решила уехать. Начать где-нибудь все заново.
– Да. – Ее взгляд был таким же пустым, как и ее улыбка.
– И где, например?
– Я не знаю. Найти работу стюардессы, агента по туризму…
Но ее слова были не более чем словами, в них абсолютно не слышалось ни энтузиазма, ни радости. Просто надо же было придать своей жизни хотя бы видимость нормальности, наметить хоть какую-то цель и направление.
– Я постоянно твержу себе, что должна собраться с силами. Но это невероятно трудно. Поэтому мне нужно быть занятой, делать что-то, пусть даже просто убежать куда-нибудь.
– Но судьба последнее время постоянно вмешивается в твои намерения, не так ли? – спросил он со слабой улыбкой. – Я вернулся слишком скоро.