Торжествующая воспитательница бережно завернула «доказательство» в салфетку, спрятала в карман и тут же, на месте, придумала казнь преступнице. Она велела поварихе отойти в сторону. Затем сняла с плиты большую кастрюлю с крутым кипятком и плеснула девочке в лицо. Стояла потом и слушала Танины вопли, переходящие в хрип. На ночь Таню закрыли в изолятор, привязали там ее, голую, к кровати. И только когда кто-то сообразил, что она может умереть, привели Марию и разрешили ей помочь дочери. Разрешили воспользоваться убогой аптечкой. Врача вызвать не позволили! Под страхом смерти ребенка велели молчать.
Что могла сделать Мария? Что могла, то и сделала. Нашла какие-то болеутоляющие таблетки. Попросила у поварихи масло, яичные белки. Смазывала ожоги. Таню отдали выхаживать ей в келью. Когда опасность гибели отступила, Мария пошла в полицию. В деле были документы об ожоге. Начали проверку, назначили экспертизы. Много чего еще нашли, с другими детьми тоже обращались не лучше. Но после суда большая часть материалов дела исчезла. Марии сказали: исчезнуть тоже. Добровольно и навсегда.
Сергей понимал, с чем связан подобный «гуманизм». Убрать физически истца по делу — слишком опасно при всех связях. Сергей набрал телефон Алексея.
— Привет, я по поводу того дела против монастыря. История очень плохая. Я обнаружил жертву. Живую, изувеченную девочку. Алексей, прошу меня понять. Я не могу это разглашать по ряду причин. Одна из них безопасность этого ребенка. Другая — наше расследование. Пока эта плохая история к нам не имеет ни малейшего отношения. Никаких ниточек… Просто, знаешь, старик, сердце горит.
— Что я могу сделать? — спросил Алексей.
— Надо попробовать в секретном порядке оказать серьезную медицинскую помощь. Возможно, вывезти куда-то на операцию. Не в ту клинику, которую спонсирует Осоцкий, разумеется. Не знаю, в курсе ли спонсоры, что творится под крылом их «Благости», но мы не можем исключить вариант того, что в курсе.
— Я понял. Все это возможно, конечно. Буду рад что-то сделать для этой несчастной девочки.
— У тебя тоже что-то случилось? Мне не показалось, голос у тебя как у приговоренного.
— Не показалось. Страшный удар. Страшное предательство, Сережа. Полина требует запрета для меня на свидания с детьми. Она хочет лишить меня родительских прав.
— Это, конечно, не получится, но удар действительно коварный и подлый. Что я могу сказать? Будем решать проблемы по мере их появления. Пока ее ход. Не мешай и не уговаривай. Постараемся понять, чего именно она добивается. Ничего ведь не изменилось с тех пор, как она согласилась с твоими условиями.
— Изменилось. Та брошюра, которую я у нее отобрал. Я тогда сказал, что, если она будет мстить нам с Аленой, используя детей, я пойду войной. Вот она решила опередить.
— Подтвердив твои опасения. Желание мстить, используя детей. Мерзкая баба, прошу прощения. Просто я близок к тому, чтобы разлюбить сам факт существования женщин.
— Понимаю, — подавленно сказал Алексей.
«Плохой день», — подумал Сергей, попрощавшись с Алексеем и пожелав ему спокойной ночи. Но какие, к черту, у них спокойные ночи! Предательство. Сергей вспомнил спокойное, милое лицо своей жены Насти, увидел своего длинноногого Олежку в калифорнийском саду чужого мужчины… Спазм сжал горло лишь при мысли о сыне.
Глава 3
Братья
Земцов и Кольцов не давили на Алижора Джураева, не использовали свои козыри. Они хотели послушать версию, которой ему велели пользоваться в случае разоблачения. Просто не может не быть у него такой версии. Это серьезное дело, затеянное серьезными людьми, которые не могут кого-то нанять для исполнения, а потом пустить на самотек. С кем он общался, как, во что был посвящен.
— Джураев, — сказал Слава. — Вы взрослый и, как мне кажется, не самый глупый человек. Я жду, когда вы поймете: ваше первое желание косить под дурачка — уже не прошло. Давайте не будем терять время и перейдем к следующему этапу. От кого вы получили деньги? Такой первый вопрос. Он в силе. Участвовали ли вы лично в налете на квартиру, где эти деньги лежали? Такой второй вопрос. Из него вытекают остальные: кто послал, назвал адрес, как объяснил задачу?
— Я не грабитель, — хмуро ответил Алижор. — Скажу, что знаю. Просто одному человеку из наших очень нужен дом. Но он пока не может купить его легально. Ну и предложил мне такую сделку. Я покупаю на себя этот дом, а жить там будут другие люди. Нам с Умалат обещали однокомнатную квартиру.