— Конечно. Я сейчас вспомнила этот клип. Ну да. Все так. И моя реакция… О боже! Я тоже так, как героиня клипа, застываю, готовая ко всему. И нет возможности сопротивляться. Такой зловещий, вязкий и очень значительный плен. Он важнее, чем моя жизнь. Такое у меня ощущение было тогда. Таким оно вернулось сейчас. Но сейчас вернулось еще и с какой-то странной преданностью. Мне кажется, человек отдавал мне все, что в нем есть, — хорошее и плохое, все, что было, и то, что могло бы быть. Я не стою таких чувств. И не хочу его предавать. Унижать доносами и расследованиями. Все, что я вам рассказала, — это, конечно, между нами?
— Алена, я попробую вам объяснить… — начал Масленников.
— О нет. Только не это. Только не говорите мне, что я рассказываю это не по своей воле. Ваш гипноз?
— Не по своей. Но не было больше возможности убедить вас в том, что молчать — это самый плохой выход, — резко сказал Масленников. — Если вы преданы этому человеку, помогите нам вывести его из круга подозреваемых. Он самая подозрительная фигура. Даже вы подумали о нем в первую очередь. И отвечу вам откровенностью. Наш разговор записан на камеру Максима. Мы будем с этим работать. Такое коллективное решение пришлось нам принять в интересах дела.
— Знаете, это, наверное, даже хорошо. Я опять не человек, а актриса. И жизнь моя — всего лишь cinema verite. И все же помогите мне сегодня не сойти с ума.
Масленников помог. Дал Алене успокоительную таблетку. Они хорошо посидели: пили чай, говорили о вещах, которые не имели никакого отношения ни к опасностям, ни к преступлениям, ни к роковым страстям, ни к мукам Алены.
«Таких вещей очень много», — с облегчением поняла Алена.
И она была уверена, что сумеет уснуть без снов и метаний, таким облегчением обернулась ее вынужденная откровенность. Но стоило погасить свет, как началось страшное. Нет, не сон. Сначала вернулось воспоминание. Вернулось ее желание. То алогичное и бурное желание, которое женщина может испытать только однажды и лишь к одному мужчине в своей жизни. К мужчине, который увидел и в ней единственно возможное воплощение мечты и заклятой добычи. И некуда деться добыче, которая не хочет спасения. Которая обожжена и заражена его безумным, эгоистичным, садистским поклонением ее соблазну. То ли обожает, то ли убивает.
А потом вдруг пришел настоящий страх. Такого Алена не знала еще никогда. Он был животным, воющим, стонущим, разрывающим мозг и тело. Алена закрывала плотно веки, а в темноте мелькали какие-то тени, неясные лица, зловещие выражения. И это приближалось. Кто-то приближался. В этом не было сомнений. Колебался воздух, стучала испуганная кровь, стыла кожа. Алена медленно поднялась, включила везде свет, вышла в прихожую. Остановилась у входной двери. Она была почти уверена, что за дверью кто-то есть. Нажала ручку, чтобы убедиться в том, что дверь заперта. А она распахнулась! Но Алена точно закрыла ее изнутри после ухода Масленникова.
На ватных ногах Алена переступила порог. На ее коврике у двери стояли пустая бутылка и банка из-под пива. А вниз по лестнице спускались две черные спины. Два чужих затылка. Два человека, которые не были соседями. На площадке Алены жили мать с грудным ребенком и пожилая пара, которая почти не выходила из квартиры. А эти люди не воспользовались лифтом — она бы услышала, как лифт шумит. Они пришли пешком на пятнадцатый этаж и так же ушли. И они точно молчали, стоя под ее дверью. У нее такой слух, она бы услышала даже шепот. Ей просто кто-то напомнил, что он есть.
Алена не справилась со своим страхом. Она позвонила Масленникову. Через час тот приехал вместе с Кольцовым. Взяли бутылку с банкой. Поискали следы, Масленников забрал и коврик на экспертизу. Молча посидели на кухне. Потом Масленников проговорил:
— Алена, вы вышли не на звук, а по интуиции. Давайте вернемся к нашему сегодняшнему сеансу. Понятно, что это могли быть или просто случайные алкаши, или кем-то посланные именно для устрашения люди. Но кто послал? Человек, о котором мы так много сегодня говорили, мог иметь отношение к такой слежке за вами?
— Нет. Александр Кивилиди тут ни при чем, — уверенно сказал Алена. — Все то, что я чувствовала, видела, что мелькало и сгущалось, — это не могло быть связано с ним.