И, наконец, гром грянул с такой силой… Сегодня Александр прочитал, что Алена была похищена, и о том, что следствие обнаружило труп неопознанной пока женщины, которая может быть Аленой.
Что он почувствовал, узнав это! Александр Кивилиди понял, что его час настал. Его час и должен быть горьким, страшным и беспощадным. Ему велено убивать в этот свой час. Всех, кому он добровольно отдал женщину своей судьбы, всех, кто не достоин был ее мизинца, всех, кто участвовал в ее страданиях, истязаниях, в ее убийстве. Александру казалось, что это ему брошен вызов. Что ему отомстили за то, что самая прекрасная женщина на свете одну ночь принадлежала только ему.
Жизнь стала яснее, чем когда-либо. Казнить убийц Алены и умереть за нее. Это все, что нужно Александру теперь.
Он позвонил адвокату, и они стали решать вопрос, как ему улететь из Франции, невзирая на статус главного свидетеля по делу Фролова. Адвокат предложил договориться с матерью, которая жила в Канаде, чтобы та прислала вызов, заверенный врачом. Болезнь, тяжелое состояние, последние распоряжения. Александр позвонил, мать, смеясь, легко согласилась.
Накануне поездки Александр не спал и не думал. Он даже дыхание экономил, чтобы не растерять всю свою мощь, силу, страсть и ненависть к неизвестным пока врагам. Он прилег на кровать на рассвете и прикрыл свои опаленные горем глаза, чтобы вернуть ясность зрения. А увидел… Увидел Алену так близко, что вновь почувствовал ее запах и тепло. Обнаженную, вздыхающую от полноты женского счастья. Нежную, изнывающую, такую недостижимую после обладания, как будто она просто мечта, а не жаркая любовница. И оставались какие-то часы их блаженства, его единственной возможности мужской победы и другой, не одинокой жизни. Жизни для Алены, для ее покоя и неги. Но главный враг Александра — тот, который привык жить в его теле и душе, тот, который привык его терзать и сжигать, он не сдался. Или иначе? Это «я» не позволило Александру стать не собой. Стать другим человеком, способным на обычную человеческую любовь. И прошли годы, и случились страшные беды. И вот теперь Александр готов ответить за преступление перед самим собой. Он отвечает, он рвет свою душу в клочья, ему ненавистны собственное тело, свои руки, губы, глаза, все то, что принадлежит самому обездоленному и безутешному вдовцу на свете. Он потерял то, чего не имел. Потерял по своей вине. И это открыло ему тайну нежности. Наконец. Он понял, как мог бы любить женщину, которая казалась ему олицетворением красоты и опасности для мужской власти над миром. Почему он не нашел ее и не вымолил прощения? Почему не захотел укротить себя в ту ночь? Да потому что его судьба — быть воином и мстителем. Его судьба — убивать, а не любить. И умереть за Алену. Как бы она удивилась, как легко бы простила его, если бы услышала его горькие, безутешные, первые в жизни рыдания. Александр вернулся в свое тоскливое, беспощадное детство, откуда он еще мог пойти в любую сторону. Даже в сторону света и взаимной любви.
Александр Кивилиди прилетел в Москву, остановился в маленькой гостинице на окраине и весь день читал в Интернете информацию об Алене и людях, имена которых встречались рядом с ее именем. Он сохранял фамилии, адреса, названия фирм. Изучил все, что можно, о фильме «Без тебя» режиссера Дымова. Потом позвонил фотохудожнику Коле Стоцкому и сказал, что приедет к нему. Узнать все о кино для Алены, режиссере Дымове, посмотреть фотоматериалы.
Они провели вечер, как два старых московских приятеля, — за бутылкой водки. Больше ничего у них не было.
— А кто эти друзья, с которыми ты пил в тот вечер? Их проверили? — спросил Александр.
— Конечно. Наверное, и сейчас за ними присматривают. Обыск у них был. Но они точно ни при чем. Это просто ребята, которые снимают квартиру в нашем доме. Простые работяги. Они мне симпатичны, мы иногда встречаемся пива попить. Но даже если бы они захотели что-то у меня украсть, то на мою работу точно не позарились бы. Они не в курсе, что это может так дорого стоить. Это другой случай. И потом, я помню, как они ушли: я быстро устал, начал вырубаться, но после их ухода перенес «Прозерпину» в спальню, засунул за спинку дивана. Она была в плоской картонной коробке и в жестком мешке, заклеенном скотчем.