Вот наконец миссис Гиллиган разрезала лепешку на ровные треугольники, и как только у каждого на тарелке оказалось по большому куску, мистер Гиллиган устроил соревнование. Побеждал тот, кто намазывал на лепешку масла больше других. Когда с лепешкой было покончено, Люсинда вынула из чехла гитару и принялась петь песни, которым научила ее Джоанна.
Теперь Люсинда перебралась со стула на стол. Там она чувствовала себя почти как на сцене, да и хозяевам, которые в это время мыли посуду, было ее лучше видно на возвышении. Она пела о майской ночи, которую озаряет луна; о лужайке Крускинов и о Китти из Колерайна! Потом неожиданно выяснилось, что мистер Гиллиган тоже умеет петь, и тогда они спели с Люсиндой несколько песен хором. А потом все трое с сожалением обнаружили, что уже семь часов и Люсинде пора домой.
— Не успела прийти, а уже уходить, — с сожалением проговорила миссис Гиллиган. — Мне так хотелось, чтобы Маленький Мой Ягненочек еще у нас посидел.
— Не расстраивайтесь! Я скоро опять к вам приду! — поспешила заверить хозяйку Люсинда.
— Это уж точно, — засмеялась та. — Пусть мистер Гиллиган не надеется. Не будет ему от меня покоя, пока не доставит мне вновь Маленького Моего Ягненочка.
По пути домой мистер Гиллиган то и дело свешивал голову в люк, чтобы осведомиться, не трясет ли Люсинду и не слишком ли быстро он едет?
— Все хорошо, мистер Гиллиган. Все просто прекрасно, — тихо отвечала она.
Этот вечер исполнил Люсинду не совсем понятной ей радостью. У нее еще не было ни слов, ни житейского опыта, и она не могла все это осмыслить. Лишь позже она осознала то, что столь полно тогда прочувствовала. Она благословляла весь мир, и небо, и дорогу домой, и незнакомцев, и близких. И когда мистер Гиллиган бережно вынес ее на руках из кэба и поставил перед подъездом дома мисс Люси-милочки, Люсинда от полноты чувств прокричала совсем как боцман из «Бури»:
— Мое сердце просто распирает от радости!
А когда мистер Гиллиган довел ее до двери квартиры и пожелал хороших снов, она ответила словами Просперо:
Тут Люсинда вытянула руку ладонью вверх, и ей вдруг показалось, что она придерживает пальцами маленькое, круглое и очень уютное «существование». Оно было очень похоже на миссис Гиллиган, если бы какому-нибудь волшебнику удалось уменьшить ее до размера эльфа. Пальцами другой руки Люсинда перебирала серебристые пуговицы на пальто кэбмена:
— Большое, большое спасибо, мистер Гиллиган! Я потрясающе провела у вас время!
Потом мистер Гиллиган пошел вниз по лестнице, а Люсинда запела специально для него еще одну ирландскую песню. Допев последний куплет, она услыхала, как за кэбменом захлопнулась дверь подъезда.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЮСИНДЫ УАЙМЕН
12 октября 189… года
У нас с Тони произошло приключение. Слава Богу, что у меня такой чувствительный нос! Иначе бы я уже начала работать старьевщиком. Вот мама бы удивилась, когда приехала! Дело это очень-очень заманчивое. Даже несмотря на кошмарный запах. Всю ночь после пикника мне снилась высоченная гора очень грязных вещей. Там на самый верх случайно попала большущая драгоценная брошка размером с супницу. Все в моем сне происходило так же, как рассказывал мистер Старьевщик. Только вскарабкаться к брошке мне так и не удалось, потому что, сколько я ни пыталась подняться, все равно соскальзывала обратно вниз. Наверное, искать сокровища среди старья — это как просить джем у Червонной Королевы. Он будет завтра и был вчера, но его никогда нет сегодня.
Если бы тетя Эмили зашла меня навестить, она бы наверняка проверила, «можно ли жить в таких условиях ребенку нашего круга?». Но вместо тети Эмили пришел дядя Эрл. Значит, он хотел просто меня повидать. Как только я вошла, он тут же мне дал прозвище. Это произошло впервые за мои десять лет. Теперь дядя зовет меня Снуди. Это из «Записок Питеркинов». По-моему, мое прозвище ничуть не хуже, чем Тринкет. Такое мог придумать только любимый мой дядя Эрл!