Теперь ей казалось, что это старое здание, плевать на то, живое оно или нет, — единственное во Вселенной существо, кто хорошо помнит семью Арнольда. Уже это заставляло возвращаться сюда каждый вечер, греть ладони о холодную бетонную стену.
В промозглой ночной тишине неожиданно раздались шаги; шаги уверенные и деловитые, какие-то чересчур поспешные и громкие для этого района в вечернее время. И человек, эти шаги совершавший, явно приближался к пансиону.
Хельга вскинула голову и прищурилась, вглядываясь в темноту. Вскоре человек подошёл достаточно близко, чтобы его лицо можно было различить в тусклом свете фонаря, и она воскликнула:
— Гифальди?..
— Патаки? — хрипло откликнулась темневшая в полумраке фигура.
Хельга поморщилась. Кажется, её доброй традиции бродить по району детства, не встречая бывших одноклассников, всё же пришёл конец. Досадно.
***
— Но почему именно… там? — Хельга непонимающе взглянула на Сида.
Тот неторопливо закурил очередной «Данхилл», лениво откинувшись на спинку стула.
— Отличное местечко. Баров в том районе практически нет, а контингент есть. Да и само здание… оно старое, оно раздолбанное, но из этой его расхераченности выйдет неплохая фишка. И на ремонте можно будет кое-где сэкономить. Бар «Заброшка», — он потянулся, заведя за голову свободную от сигареты руку. — Звучит? Звучит.
Хельга с трудом могла себе такое представить.
Кругом было накурено и шумно, в единый гул сливались музыка, звон кружек, чьи-то пьяные разговоры. Сид предложил заглянуть в бар, чтобы пообщаться, рассказать друг другу про жизнь, — как ни крути, а они сто лет не виделись; Хельга согласилась — во многом потому, что ей очень хотелось знать, что всё-таки забыл Сид в заброшенном пансионе.
Теперь она знала, и не слишком этому радовалась: дымный гул вокруг был ей неприятен, а разношёрстная нетрезвая публика и вовсе вызывало агрессию, — и Хельге дурно было даже думать о том, что подобное будет твориться в здании пансиона. В тихом, мирном, усталом старом здании, с которым так хорошо говорить без слов по вечерам, прислонив ладонь к его потёртой, некогда белой стене…
— Эй, Патаки, — Сид развязно щёлкнул пальцами перед самым её носом; Хельга невольно обратила внимание на массивный перстень, блеснувший в свете заляпанной барной лампы. — О чём задумалась?
— Да так, — угрюмо откликнулась Хельга, — извини, не могу сказать, чтобы я была в восторге от этой новости.
Она мрачно отхлебнула пива из бокала. Пиво было откровенно невкусным — к тому же, сейчас отчаянно хотелось чего-нибудь покрепче.
— Почему же? — Сид воззрился на неё с искренним недоумением.
Он стал каким-то… не просто взрослым, а слишком взрослым, измотанным и уставшим, подумала Хельга, щуря глаза от табачного дыма. Уже когда они заканчивали школу, Сид был деловым парнишкой, приторговывал сигаретами, шутихами, алкоголем в бутылках из-под сока — но тогда у него в глазах горел какой-то азарт, озорной и жадный энтузиазм, искренний интерес и увлечённость; сейчас же его взгляд был сухим и цепким, а под глазами застыли огромные тёмно-фиолетовые синяки, прорезанные россыпями тонких морщинок.
Ему нет ещё двадцати пяти, подумала Хельга, — а уже глядит на всех так, будто всё на свете знает, всё видел, ничем его не удивить; и даже о своём новом деле — первом собственном деле, как он сам сказал, — говорит прохладно и безразлично, со спокойствием человека, который сложил два и два, получил четыре и знает, что у него никак не могло получиться иного ответа. Сид знал, что его идея — хороша, что его проект — выгодный. В глазах у него не горело ничего — кроме, разве что, злости на официанта, который слишком долго нёс очередную порцию пива.
— В нашем баре такого тормоза бы взашей выгнали, — буркнул тогда Сид скорее себе под нос, нежели обращаясь к кому-то; а Хельга отчего-то почувствовала себя неуютно.
Такому Сиду было не объяснить, что плохого в идее открыть бар в здании старого пансиона. Такой Сид бы точно не понял про стены и беззвучный шёпот; впрочем, про это и любой Сид бы не понял. Да Хельга и сама не особенно желала о подобном распространяться.
— Не боишься, что местные взбунтуются? — спросила она. — Вспомни, что тут началось, когда мой папа хотел построить новый торговый центр…
— При всём уважении к твоему папе, — пожав плечами, ответил Сид, — с точки зрения психологии он поступил не слишком разумно. Понятно, что большая часть людей не хочет рушить что-то старое ради чего-то нового, каким бы крутым это новое ни было. Это естественно, знаешь ли. А я возьму уже старое, заброшенное здание, в котором давно уже нет ничего вообще, — а теперь в нём будет что-то новое. Чувствуешь разницу?
Хельга чувствовала. В глубине души она начинала понимать, что в своём мире, в мире Сида Гифальди, Сид Гифальди совершенно прав.
— А тебе не кажется, что в этом районе живёт много… ну… немолодых людей, которые привыкли видеть на этом месте пансион, где жили их добрые друзья, а не какой-то бар? — с некоторым вызовом проговорила Хельга.
Сид ответил совершенно спокойно:
— Именно на этом я и сыграю. Я верну им пансион, в который можно будет зайти вечерком, чтобы увидеться с добрыми друзьями. Я верну им уютное и приятное место. Они всего лишь… теперь будут мне платить за посещение этого места, вот и всё.
В его словах был резон, и Хельга сделала в тот момент существенную ошибку — позволила себе сорваться на запретную тему. Голос её начал подрагивать, ещё когда она только начала говорить:
— Но ты же знаешь, что дедушка и бабушка Арнольда умерли, а сам он…
— Пропал без вести, — ни капли не изменившись в лице, произнёс Сид.
— И тебе не кажется, что если теперь на этом месте откроется бар…
Сид лишь пожал плечами.
— Хельга, Арнольд, конечно, был славным малым, — ей отчаянно резануло по ушам это был, — и его дед был в здешних кругах широко известен, но всё же… Людям, видишь ли, свойственно забывать. Не столько, в конце концов, тут людей, которые были действительно привязаны к Филу, а остальные — думаю, им будет только приятно посидеть в привычных стенах, поднять бокал в память их старого владельца.
Хельга фыркнула. Людям свойственно забывать, ну да; она, по всей видимости, не человек.
— Знаешь, я давно думал о том, какое это славное место для бара, — Сид зажёг новую сигарету — так уверенно и вальяжно, что желание Хельги набить ему морду резко возросло. — Если бы с Арнольдом и его дедом ничего не случилось, я бы всё равно сюда вернулся и им это предложил. Другое дело, что у Арнольда, хм… были несколько другие взгляды на жизнь…
Хельга сильнее сжала в руке пивную кружку.
— Что ты имеешь в виду?
Сид усмехнулся уголком рта; Хельга только в тот момент заметила, что и он уже порядочно нетрезв, и язык у него развязался, быть может, сильнее, чем следовало бы.
— Ну как бы тебе сказать… лично я его вообще не понимал. Совсем. Он мне казался, знаешь, таким странным парнем, немножко не от мира сего, который витает где-то в облаках, живёт по каким-то своим законам… С деньгами он, например, не умел обращаться. Совсем. Да и вообще не умел ни с кем говорить о деле, вечно включал добренького когда ни попадя, нет, я не спорю, порой это уместно, но не всегда же…
— Включал добренького? — Хельга брезгливо поморщилась и сделала из кружки большой глоток, едва ли не допив её до дна, — не иначе, в попытке вымыть из мозга эту дурацкую, противную формулировку.