В «Моти Махале» пить алкогольные напитки запрещалось, да и вообще в городе их продавали иностранцам в определенные дни и по такой цене, что бутылка джина или виски могла поглотить месячное жалованье иного низшего служащего. Шведенеру, как постоянному посетителю, сделали уступку: налили принесенный им коньяк в чайничек.
Шведенер смотрел с восхищением на своего друга, так преуспевшего и так обогнавшего его в своей карьере. Яков Бомпер, вообще от природы очень смуглый (его мать была итальянка с юга Италии), под индийским солнцем еще более потемневший, со своими черными короткими усами очень походил на интеллигентного индийца, и поэтому не удивительно, что на него так внимательно смотрел какой-то гость, сидевший в небольшой компании через несколько столиков от них.
— Ну, как Калькутта? — спросил Шведенер. — Каков индийский Вавилон? Тысяча сюжетов?
Яков Бомпер налил себе новую чашечку коньяку из чайничка.
— Можно было не приезжать, — сказал он, горько усмехнувшись. — Это скука, скука, сводящая скулы, скука бесчисленных человеческих тел, однообразно полуголых и голых, скука душных ночей скучного ада...
Шведенер был удивлен и пробовал возразить:
— Но все же есть там и кое-что. Ну, например, храм джайнов. Ты видел его?
— Храм джайнов!—усмехнулся Бомпер.— Это, пожалуй, смешно. Скучно и смешно. Там стоят боги, похожие на пожарных, в касках. Там львы, опирающиеся на шары, и павильончики, как на выставке в маленьком французском провинциальном городке... Откуда они достали эту дешевку? Был я в храме Кали — вонючие козлы, черные, с красными глазами алкоголиков. От их запаха тошнит за десять шагов. А улицы!.. Там прыгающие, ползающие уроды хватают за ноги, нищие клянчат со всех сторон. И реклама — как во всех городах мира. А Бенарес! Серая икра грязных тел в воде Ганга, отвратительные костры, мертвые, полумертвые, сумасшедшие, совершенно голые, и тут же надписи: «Берегись карманных воров». Правда, перед коровами останавливают трамвай. Их украшают цветами, как кинозвезд. Мажут разными мазями фаллусы всех цветов и размеров. Но про это я читал давно в книжках, еще в школе. Интересно, ввести бы это у нас в Женеве, перед фонтаном на озере... Скучно, скучно, черт возьми! Я зол, как никогда. Мне жаль растраченное зря время. Сюжеты? Какие тут сюжеты! Ты еще скажешь мне про Рамаяну. У нас век атома и стриптиза...
— Но, подожди, — воскликнул Ив Шведенер, — ты же хотел все это видеть! Ты же умолял меня показать тебе Индию. Ты же был так увлечен. Помнишь виллу того богача, с которым я тебя познакомил в Женеве? Ты был в упоении от вечера. Вспомни, на чем основывалось твое желание немедленно ехать в Индию и видеть ее тайны, которые должны быть сюжетом новой книги — необыкновенной, удивительной. Ты же сам говорил, что будешь писать о том, о чем в Европе даже не подозревают... Вспомни, пожалуйста. Ведь это же все было с тобой...
Да, он вспомнил тот вечер, когда Шведенер привез его на виллу индийского богача, которая стояла высоко над озером. Это был странный, как сновидение, дом, точно перенесенный из предгорий Кашмира. В нем было все, что должно было говорить европейцу о восточном стиле. Низкие, широкие диваны, маленькие столики с инкрустацией, фигурки неизвестных изящных божков, непонятные благовония, ковры, разноцветное освещение комнат, книжные полки, покоящиеся на спинах крошечных слонов.
Гостей было немного. Под стать важному хозяину они тоже были титулованными особами. Темнолицые слуги бесшумно разносили превкусные индийские штучки. Пили виски, вино, разные соки. Ели плоды душистого манго и мороженое. С террасы открывался вид на вечерний город. Внизу уже сверкали огни. Их было много. Они были все разные. Казалось, что Женева опутана нитями ожерелий, небрежно брошенными на землю, на живописные склоны холмов и гор. Закат над горами отгорел. Жара спала.
В прохладном воздухе пахло дождем. Где-то у Монблана в дальних горах была гроза. Далеко светились зеленые молнии. Небо в муаровых облаках с розовыми разливами спускалось все ниже. Земля сливалась с облаками. Потемневшей латунью в глубине под ногами лежало большое уснувшее озеро.
Снизу, на склоне, внезапно появившись из-за розовых кустов, к террасе шли мужчина и женщина, легкие, как призраки, и условные, как этот вечер. Женщина была в темном, с золотистыми искрами сари, мужчина — в черном сюртучке, с тонкой тросточкой. Голова женщины светилась, потому что в волосы были вколоты белые цветы жасмина.