Неоценим вклад в подготовку данного издания японских русистов Миямото Татиэ и Мурано Кацуаки, а также американского советолога японского происхождения Куромия Хироаки, предоставивших мне большой список материалов, связанных с биографиями близких Роману Киму людей. Сотрудники, пожелавшие укрыться за аббревиатурами А., Б. и В., также приняли важнейшее участие в подготовке данного издания — своими воспоминаниями, предоставленными ценными документами и точными и четкими экспертными суждениями на специальные темы.
Особую благодарность я выражаю первому редактору книги М. Н. Бересневой, высказавшей ряд важных и точных замечаний, позволивших сделать представляемую работу существенно лучше, уточнить и исправить ряд спорных моментов.
Кроме того, целый ряд моих корреспондентов оказал помощь в поиске интересных сведений, данных, в переводах документов и статей с различных языков на русский, в выражении экспертного мнения, в поддержке исторических изысканий автора. Очень признателен всем им: А. Д. Арабаджиеву, К. В. Асмолову, П. Д. Белику, И. А. Беляеву, Г. Б. Брылевскому, Ю. В. Ванину, А. В. Власкину, P. С. Демидову, А. А. Долину, М. К. Залесской, А. В. Кальчевой, Г. А. и Е. А. Ким, Ким Ён Уну, Ким Хон Чжуну, А. А. Кириченко, А. С. Колесникову, Ф. В. Кубасову, С. Ю. Лановенко, А. Н. Мельникову, Э. В. Молодяковой, С. Б. Прудовскому, Саканака Норио, Д. М. Сокову, А. В. Федорову, Е. А. Черданцевой и всем тем, кого автор по оплошности забыл здесь упомянуть!
Александр Куланов
Москва
Глава 1
МИН, ВАН И ЯНБАН
Жизненный путь Романа Николаевича Кима на многих своих изгибах укрыт от нескромных взоров исследователей темными, белыми, а порой и кровавыми пятнами. Это относится не только к той части его биографии, что утаивается от нас осознанно и еще долго будет оставаться засекреченной в силу специфики его службы в советской контрразведке, хотя эти «эпизоды» насчитывают многие, многие годы. Нам не много известно и о его гражданской жизни, особенно в те отрезки времени, что выпали из пристального внимания органов или о которых чекисты знали со слов самого Кима, не упустившего возможность немного пофантазировать, поиграть в конструктор собственной биографии, — так пропали еще несколько вех жизненного пути загадочного корейца. По сути мы не знаем главного: почему Роман Ким стал тем, кем стал. И речь идет не о том, что он был писателем, скрывавшим свое чекистское прошлое, а до того чекистом, таившим тягу к занятиям литературой, нет. По большому счету мы не знаем предыстории его жизни, не ведаем доподлинно причин, событий и тех связей между ними, что ввергли корейского мальчика в пучину противостояния трех стран, которым в своем не самом счастливом детстве он принадлежал в равной мере: Корее, Японии и России. Нам до сих пор точно неизвестно, что заставило отца нашего героя послать сына учиться за границу в семилетнем возрасте, а значит, мы не знаем, каковы были исторические причины того, что Роман Николаевич Ким стал настоящим советским ниндзя — поклонником японской культуры и тайным непримиримым, яростным и опаснейшим врагом японской политики. Чтобы разобраться в этом, нам придется отмотать ленту истории на много десятилетий назад и выяснить, кем были родители Романа Кима и почему они выбрали для своего сына такое будущее.
Сведения о детстве будущего писателя нередко выглядят запутанными и противоречащими друг другу — настолько, что некоторые историки вообще не рассматривают «корейскую предысторию» Романа Кима, считая ее слишком фантастичной и невероятной. У нас нет ответа на вопрос, почему так получилось: по случайности или по умыслу нашего героя. Ясно только, что начало автобиографии Роман Николаевич реконструировал сам, основываясь только на рассказах отца — Николая Николаевича Кима, так как мать — Надежда Тимофеевна Мин[4] умерла в Корее, когда Роман был еще маленьким и жил в Японии.