Посмотрите на этого корсиканца, 13-го вандемьера, когда он подавил нападение на Конвент. Он, отказавшийся бороться против роялистов. Сам будущий император Франции. Возле церкви Сант-Рош он бил картечью из пушек по толпе в интересах того, кто сверг и гильотинировал Робеспьера и Сен-Жюста. В интересах Барраса, величайшей шлюхи Парижа того времени, коррупционера и негодяя, аристократа. Каков же он на этом портрете?
Восседает верхом на белом коне, кругом орудийный дым, а конь даже не шелохнется, хотя всего в двух шагах от него грохочут пушки. Какое величественное спокойствие. Какие треуголки. Какие перья на них. И что же такое революция? Новая мода на шляпы, с плюмажем, даже в армии. А кучи мертвых — это все французы.
Победителем в тот день оказался убийца Робеспьера. Самый безнравственный аристократ того времени: Баррас.
А разве могло быть иначе? — смешавшись, спрашивал Ордынский. Этот молодой генерал обладал железной волей. Железная воля была и у Барраса. Воля покоряет мир. Наполеон обладал и твердой рукой, к тому же он был гением, читавшим Плутарха и Цезаря, и, отправляясь в Египет, окружил себя учеными и философами.
Дорогой друг, писал Репнин Ордынскому в своем прощальном письме, в последнее время, слава Богу, установлено, что N, может, и являлся военным гением, но в интеллектуальном смысле далеко отставал от многих своих современников. Однако, мне кажется, мы уже достаточно наговорились. Я бы хотел обратить ваше внимание еще лишь на его небрежный почерк. Взгляните на записку от 13 брюмера, III года Революции. Какой жалкий почерк, а почерк многое говорит о человеке. Известно ли вам, между прочим, как тогда подписывался этот француз, погубивший по меньшей мере миллион французов? Он подписывался: Buon-apart.
Вы не любите французов, князь! Вы не можете забыть, что этот француз брал Москву! — снова воскресало в памяти Репнина восклицание поляка, желавшего закончить спор, словно партию в шахматы.
Репнин глядел на него с грустью.
Вы ошибаетесь, пан Тадеуш. Мы, русские, любили французов. И я люблю французов. Я хотел лишь вам внушить, что сходство с Наполеоном можно обнаружить только на эскизах, карандашных — особенно на том египетском эскизе, который сделал Дютертр, долго наблюдавший Наполеона вблизи. И этот этюд представляет нам совсем другого Наполеона. На этом этюде, сделанном с натуры, с близкого расстояния, у Наполеона совсем другая голова, другое лицо, другой нос.
Раздосадованный, что Репнин не отдает должное его картинам, прекрасным копиям, приобретенным в Париже, Ордынский раздраженно твердит: Репнин просто ненавидит Наполеона. А кого же тогда он любит? Наполеон — величайший солдат во всем мире и во всей истории. Репнин воевал в первую, а Ордынский во вторую мировую войну. Они обязаны преклоняться перед этим великим, несчастным солдатом и чтить его память.
Я предпочитаю маршалов Наполеона, — отвечает на это Репнин. Революция их породила в таком огромном количестве, что просто диву даешься. Революция выдвинула целый ряд замечательных стратегов. Франция всегда была родиной великих полководцев. С чего мне ненавидеть этого корсиканца? Нет у меня к нему ненависти! Однако поистине великим он был лишь в амурных делах.
Я отдаю предпочтение таким воинам, как маршал Ней. Кавалерист, которого меньше всего занимала собственная жизнь, как и собственная жена, кстати, ему изменявшая. Его единственной заботой была Франция.
А если хотите, еще больше я преклоняюсь перед другим Наполеоновым воином, перед Дезэ. То, что Наполеон вступил в Москву, на то была наша русская воля. Он угодил в западню. Впрочем, большая часть наполеоновской армии, отправившейся в Россию, состояла, как вам известно, не из французов. Почти вся Европа тогда хлынула на Москву.
Мне бы хотелось убедить вас, что у французов были генералы и получше Наполеона. Гош, например. Подумать только! Двухлетним ребенком он остался без матери. Вырастила его тетка, парижская торговка. Мальчик из бедной семьи, он пел в церковном хоре. Потом стал конюхом. Восемнадцати лет его призвали в армию. Потребовалось всего три года, чтобы Гош стал унтер-офицером, капитаном и генералом. В возрасте двадцати пяти лет он принял командование армией на Рейне и бил врага везде, где тот появлялся. Его обвинили в диктаторских устремлениях. Сен-Жюст этому поверил.