— Не надо, — сказала Даинагон, которая все поняла по выражению моего лица. — Вы знаете, что должны забыть его.
Почему мысль о нем до сих пор так меня ранит? Я заплакала.
Почему он разрушает меня даже теперь, когда я не надеюсь на его возвращение? Почему я вновь позволяю себе мучиться ревностью? По-видимому, он опять настаивал, чтобы она приехала к нему; и в ту ночь она выходила, чтобы встретиться с человеком, который должен был устроить ее поездку в Акаси. Может быть, он опоздал, а она ждала его и попалась на глаза разбойникам. Что они сделали? Интересно, отложит ли она побег из-за этого нападения или, наоборот, ускорит его, доведенная до отчаяния слухами о том, что ее изнасиловали. А что она скажет Канецуке?
Постарается ли она избежать разговора об этом в надежде, что он не узнает о случившемся из других источников, или она признается ему, рискуя вызвать его отвращение? Я не завидовала ее положению.
— Он потому обижает вас, — как всегда, спокойно сказала Даинагон, — что вы разрешаете ему делать это.
Я понимала это так же хорошо, как и она, но предпочла не отвечать. Некоторое время мы ехали молча, потом я спросила:
— Как вы думаете, регент дарует ему прощение? — Мы уже обсуждали с ней неминуемое отречение императора (хотя я была достаточно осмотрительна, чтобы не обнаружить, что знаю эту новость благодаря Рюену) и то, какие последствия это может иметь.
— Будем надеяться ради вас самой, что нет, — сказала Даинагон. — Вы не должны желать этого.
— Я не желаю.
— Может быть, вы думаете так, но вы столь же искусно лжете себе самой, как и другим.
Как я могла убедить ее, что она ошибается? Как я могла объяснить ей, что меня так же пугало его возвращение, как и отъезд Изуми?
— Возможно, вам следовало бы поговорить с ней? — сказала Даинагон. — Никто не знает, как она могла страдать.
Я посмотрела сквозь занавеси на мерцающие поля. Пошел дождь:
— Вы, как никто другой, могли бы понять, что она чувствует.
— Почему? — горько вопросила я. — Потому что мы любим одного и того же лжеца?
— Потому что вы обе страстные натуры и обе любите слова.
— И что, Изуми должна доверять мне только потому, что мы обе любим слова?
— Она не доверяет вам. Но, может быть, несмотря на это, она послушает вас. Она, как и вы, очень любит истории.
— Да, я знаю о ее страсти к историям. Одну она написала обо мне. А какую историю мне поведать ей?
— Ну, не мне выбирать. Может быть, вы поймете это, если у нее будет возможность рассказать вам свою.
Хотела ли я знать, что произошло с ней той ночью? Хотела ли я услышать о ее планах и о том, как она тайно договаривалась с Канецуке? Да, очень хотела. Но Изуми была последней, кого я могла спросить об этом.
— Я никогда не спрошу, а она никогда не расскажет, — ответила я.
— Тогда не будем говорить об этом.
Дождь барабанил по крыше. Колеи на дороге наполнились водой, а трава на обочинах поникла под тяжелыми каплями. Мимо нас проплыли застигнутые дождем в полях пасущиеся стада и обваливающиеся стены покинутого загородного дома. Мы начали взбираться вверх по невысокому холму, свернув на грязную проселочную дорогу, засаженную по бокам дубами и буками. Я услышала, как возница закричал на быка, и мы медленно въехали в заросший травой двор. Я увидела ворота, а за ними внутренний двор, где в окружении разросшегося папоротника стоял дом с тростниковой крышей.
Возница позвонил в колокол на воротах, и мы стали ждать. Даинагон заранее послала гонца с известием о нашем приезде, и мы надеялись, что нас ждут. Ворота были высокими и некогда выглядели очень внушительно. Под их карнизами ласточки свили гнезда, а черепица на крыше местами треснула и обвалилась. Деревянные створки ворот провисли на петлях.
— Вы пойдете в дом? — спросила Даинагон, и по ее лицу я поняла, что она знает ответ. — Ну хорошо. Тогда спрячьтесь. Я долго не задержусь.
Я забилась в уголок экипажа и прикрылась взятым на всякий случай стеганым покрывалом.
Появился какой-то человек, одетый во что-то выцветшее голубое, с взъерошенными волосами, как будто его только что разбудили.
Он что-то сказал вознице и скрылся в боковой двери. Чуть позже створки ворот распахнулись, и мы въехали во внутренний двор.
Возница распряг быка и помог Даинагон выйти из повозки. Я услышала женский голос; судя по выговору, это была прислуга. Я рискнула поглядеть в щелку и увидела девушку в льняном халате; она держала над головой Даинагон оранжевый зонт.