— Да, милая, открой на минуточку, не заставляй выламывать дверь и вызывать милицию.
— Да какие же вы… ну, подождите, я халат накину… куда я его дела?
Вариантов по ходу не было. По-крупному прокололся Леха. Они вскочили с пола, девушка яростно жестикулировала, делала умоляющие глаза, стучала по лбу, крутила пальцем у виска. Леха заполошно озирался. Где шкафы?! Это явно не то место, где обитают современные плюшкины! Крохотная горка из черного дерева, но чтобы залезть туда, нужно знать секрет, как уменьшить человека! Он метнулся к встроенной кладовке — туда и гитару не впихнуть! Сунулся под кровать — до пола сантиметров десять, это как же нужно сплющиться! В санузел метнуться? — точно зайдут. Он растерянно уставился на Лиду — а та уже влезла в ночнушку и теперь натягивала махровый халат, исписанный ясными солнышками. А он возвышался тут голый, как в бане, прикрывая «знаковое» место, которое всегда во всем виновато, и ведь действительно становилось страшно!
— Думай, Лешенька, думай… — сдавленно шептала Лида. — Проверка на сметливость. И поспеши, у тебя осталось четыре секунды…
А дверь уже стучали, родители нервничали, по коридору разносился испуганный глас Галины Игоревны! Почему ее дочь так долго не открывает?! Какие они тупые, неужели трудно догадаться… Он метался по комнате, собирая разбросанную одежду, сунул под мышки ботинки, завертелся, кинулся в ванную, сцапал штаны. Пулей помчался обратно, распахнул окно, сбросил вниз свое хозяйство. Жалобно взглянул на девушку, которая подтирала за ним ладошкой грязные следы, и полез на подоконник. И через секунду уже болтался, вцепившись в края карниза — слава богу, что кирпичного!
— Милый, повиси всего минутку… — прошептала Лида, закрывая за ним окно.
Как это мило. Он висел на хлипком козырьке, напрягая пальцы, сверкал голой задницей на весь поселок! Хорошо, что ночь и в округе не толпятся рукоплещущие зрители! Пальцы сводило судорогой. Он оттянул левую ногу, чтобы достать до водосточной трубы. Достал — и что дальше? Это с трубы на подоконник можно, а вот обратно — уже проблема. Нужно встать на карниз, вытянуть хотя бы две конечности — верхнюю и нижнюю. Но если встанет, его увидят из комнаты. Да и как подтянуться? — он уже не мог… Он тужился, держался, отыскивал ногой какую-нибудь выемку в стене. Но нога срывалась, пальцы выкручивала судорога. Он напряженно вслушивался, но различал лишь глухие голоса. Вот сородичи обозрели мордашку дочери — весьма странную для этого времени суток, зачистили комнату, заглянули в ванную, поводили носом — что за чуждый дух тут витает? Вот решили подойти к окну. Можно и не открывать, просто убедиться, что на карнизе не сидит какой-нибудь голубь, а скрюченные пальцы, сползающие с карниза, в темноте не видно…
Да уж, приключение. Прощай, Леха. Пальцы разжались, и Алексей Корчагин, призывая себя не орать и тем более не материться, махая ногами, полетел вниз! Он рухнул спиной на собственную жилетку, которая, вылетая из окна, расправилась и накрыла смородиновый куст. На нем уже проклюнулись листочки, но, разумеется, не было ягод! Куст отпружинил, боль была терпимой, но ощущения — просто улетные! Трещали и ломались ветви, острые побеги вонзались в плечи и ноги. Он лежал потрясенный, переживая ярчайшее в жизни впечатление, благоговейно смотрел на иссиня-черное небо, усыпанное мириадами подмигивающих звезд.
— Спасибо, Господи, — пробормотал Леха. — Ты сегодня такой снисходительный… — и откинул голову, закачался в подозрительно колючем гамаке…
Секунд через тридцать распахнулось окно и гулкий шепот возвестил:
— Обыск прошел успешно, подозрительных предметов не найдено… Милый, давай руку… Ой, а ты где? — В ее голосе зазвучал неподдельный испуг. — Ты упал или взлетел? Ты жив?
— Да, несомненно, — ворчливо донеслось из темноты.
— Слава богу, а я уж подумала… Ты сможешь подняться?
— А я уже поднялся, — прозвучало сбоку, и девушка отшатнулась. На подоконник с водосточной трубы переметнулось нечто и заключило ее в крепкие мужские объятия…
В одиннадцать утра, отчасти выспавшийся, он уже трудился в своем хозяйстве, которое в народе много лет назад окрестили «ранчо Корчагина», да так и прижилось. Отец удалился от дел, пережив опасный инсульт, и всю свою головную боль передал сыну. Теперь он лишь изредка навещал бывшую вотчину с «инспекторскими проверками» и массой полезных советов. В советские времена на восточной окраине Аргабаша располагалось племенное хозяйство под эгидой государства. Здесь «доводили» и улучшали породы местных алтайских скакунов, пестовали рысаков, имелся целый табун «буденновцев». Но уже в восьмидесятые хозяйство развалилось, пришло в упадок. В начале девяностых, когда Алексей пешком под лошадь ходил, Дмитрий Иванович рискнул взвалить на себя этот тяжкий груз. «Научную часть», разумеется, исключили, но конюшни, места для выгула и вольтижировки привели в порядок, обновили. В хозяйстве объезжали необъезженных лошадей, укрощали строптивых, работал клуб любителей верховой езды. Готовили лошадей для конного туризма — заказов было много ввиду наличия под боком озера Алтын-Коль, множества баз отдыха и туристических маршрутов, среди которых хватало и конных. Тренировали лошадей для конкура — состязаний по преодолению преград, для скачек. К отцу обращались коммерсанты со всей Сибири — не только с Алтая. Апофеозом его работы стала убедительная победа трехлетнего гнедого жеребца по кличке Индеец на ежегодной выставке в Казани «Кони, мои кони» — он затмил буквально всех непревзойденной статью и практически человеческим интеллектом…