Ванюша, я болезненно-напряженно жду тебя! Вчера в газете «Новое слово» я прочла, что поездки с 1-го апреля в занятую Францию и Бельгию очень сокращаются и затрудняются разрешения. Касается ли это поездок из Германии, или вообще — не знаю. Ваня, милый, попытайся же получить визу! Молю тебя, Ваня! Господи, неужели же это невозможно!? У тебя наверное есть друзья, которые смогут помочь. В немецкой комендатуре попроси, объясни, что тебе, писателю, так же насущно, необходимо, как многим, которые по делам допускаются, устроить свои литературные дела. Теперь, когда твои книги так нужны, когда так важно все, что они дают людям. Именно ты, такой сторонник Германии (скажи же это: как важен твой дух в творениях твоих), я уверена, ты получишь разрешение. И мне, если суждено мне встать на этот «Путь Слова», — мне же необходимо знать все от тебя лично о твоем творчестве, о его дальнейшей жизни, о том, как я достойно смогла бы следовать тебе!
Господи, я уверена, что это поймут! Уверена! Что ужели война уничтожает потребность сердца?! Никогда! И я уверена, что тебя-то, тебя такого, поймут и позволят! Пойди сам! Скажи! Тебе все скажут! Я так тебя жду! Я тебе уютно все устрою! Заботиться о тебе нежно буду! Какое счастье мне было бы! Ну вздор какой ты пишешь: «переломлю себя». Чего переламывать?! Глупый, Ваня! Ну, когда же мы увидимся?! Ты хоть принципиально-то этого хочешь? Или, слушай: спроси не позволят ли мне приехать? Но мне страшно ехать после болезни. Подумай, если в Париже заболею! На тебя свалюсь? Ужас! Господи, Ваня, как то можно: убиваешь время на хождения за едой, на готовку обеда!? Грех! Ну неужели никто из близко-живущих, не может заодно брать и для себя, и для тебя? Это же позор русским людям, что позволяют русскому Гению такое! — Что за кошмар! А «Пути»… стоят… ждут череда, когда картошка сварится! Неужели никто не подумает об этом?! Ваня, приедь сюда! Отдохни от беганья за молоком! Дай мне за тобой походить! Я же твоя? Своя?! Или отпихиваться, отмахиваться все еще станешь? Глупыш! Не уставай, Ванюша! Береги себя! Здоров ли ты? Я тревожусь за тебя вечно. Береги себя! О, если бы ты ушел в «Пути». Не для меня, нет, но для тебя же! Для всех! Для Бога! Пиши, Ванюша мой! Какая это будет радость! Бедный ты мой, милый… одинушечка!.. Ревю рулетки, тригонометрические задачи… Умница, ты, — все [умеешь]! Не скучай, дружок! И я ведь так же вот все о тебе, а… тебя и нет! Ах, Ванёк, как понимаю все! Больно, больно это «соратники Сережечки…» и все такое… Твой лесной гиацинтик я приняла сердцем! Спасибо, мой ясный! И ландышек! Целую их! Сам рвал! О, если бы был, явь… это… твой сон… Как я тянусь к тебе… целую тебя… обнимаю, притянутая тобой к себе сзади. Люблю тебя…
Оля
Мама кланяется тебе очень. Напишет. Сережа тоже! Цветочки поцеловала, — пусть передадут!
[На полях: ] Посылаю тюльпанчик-детку, выросшую среди больших. Миленький, правда? И веточку яблони… Начинают цвести!
Здесь каштаны еще не распускаются.