Странно все это было. И много я страдала. Его смятенья меня ужасно мучили. Но, понимаете, я тогда «играла». И в этом преступленье было. Злило меня еще и то, что он мою религиозность объяснил комплексом, психоанализом пытался все разложить. Сам — невер. И не любил детей. И вся его сущность казалась мне такой _з_е_м_н_о_й. Он и меня только так хотел видеть, а религию оставить, как игрушку ребенку. Так и говорил. И под каким-то таким углом и рассматривал. Все это меня ужасно возмущало. Понимаете? Но столько мне выслушать пришлось за те годы (да, годы!), что я в себе уж стала сомневаться… Конечно, была моя вина. Я играла. И увлекалась, — была я тоже только ведь в работе, без просвета, без мысли даже о просвете, — не позволяла себе мечтать о счастье, о личном… С 8 ч. утра до 10–11 ч. вечера — в больнице. Он точно так же, белый русский, отец большевиками умучен. Мальчишкой убежал, на гроши выучился, давал уроки и получил немецкую апробацию (редкость!) за исключительные заслуги в медицине. Прекрасный доктор. О личном никогда не думал. И вдруг — столкнулись. Именно столкнулись! Он — был целиком все обратное тому, чего я ждала. И подходил ко мне так, как я больше всего не терпела. На каждом шагу, на каждом слове. И все же… хотелось чего-то, кроме больных и микроскопа. И потому вот так я и злилась. На себя злилась! И на него за его… дерзость.
Нет, не любила, конечно. Это не был роман любви… То был другой… там я была — вся жертва, без упрека. То — было раньше, ровно 10 лет назад! Но и тогда — я не любила так, как нынче.