Как себя к ней не готовь —
Все равно – неблагодарна,
Гениально и бездарно
Портя нервы, чистя кровь,
То хитро, то популярно
Повторяясь вновь и вновь
Парадоксами науки,
Не боясь тоски и скуки,
Начинается с разлуки
Настоящая любовь.
67
“Ответь же, ради бога!
Ответь же, будь добра!
Я – Магомет (немного),
Но ты же – не гора.”
Я от тоски могу сойти с ума,
А от тебя по-прежнему – ни звука.
Ни звука, ни звонка и ни письма.
Ах, боже мой, за что такая мука?
Ты сразу не убьешь – ты бьешь плашмя:
А я-то все ж – не мотылек, не муха…
Мне эта бесконечная разлука,
Как непрерывно длящийся кошмар.
Ни жив я и не мертв, а где-то между:
Я потерял последнюю надежду…
А форму у сонета сохранил.
И ты не веришь в чувство графомана.
Ты ждешь, пока в пустых строках романа
Кровь не размоет высохших чернил.
68
Пожертвовал бы я своим “героем”,
Когда б “героем” этим не был сам.
Приятно кончить барабанным боем
И облегченно волю дать слезам:
“Покойник был поэт, а каково им
Всю жизнь, как в детстве, верить чудесам?
Во имя бреда жертвовать покоем
Своим и не давать покоя нам?
“Покойник был вообще довольно мил.
Жаль только, что бедняга поспешил —
Не дописал своей последней строчки.
Покойник был вообще довольно смел.
Жаль только, что бедняга не сумел
Не в жизни, а в стихах “дойти до точки”.
69
Только в воскресенье я тебя не вижу.
Только в воскресенье – незачем спешить,
Чтобы встать пораньше, чтобы быть поближе,
Чтобы сам не знаю, что тебе внушить.
Выжил из ума я или просто – выжил?
Это ты лишь можешь правильно решить.
А пока что, молча, на судьбу обижен,
Я стою в сторонке, чтоб не мельтешить.
Ты проходишь мимо. В понедельник – мимо,
И во вторник – мимо, и в субботу – вновь.
И тебя не тронет участь нелюдима,
Только, чуть нахмурясь, изогнется бровь.
А ему-то надо – все и ничего —
Ласкового взгляда, взгляда твоего.
70
С точки зренья посторонних,
Знаю, я – ничтожен:
Как отвергнутый поклонник,
И как верный – тоже.
Я для них – живой покойник,
Сколько бы ни прожил
В областях потусторонних,
На Парнас похожих.
Знаю: в том, что я – поэт,
Удивительного нет:
Говорят, всегда излишек
Эдаких поэтов…
Кто ж из них тебе напишет
Семьдесят сонетов?
71
Я томился, как в копилке,
Но твоею лаской
Извлечен был из бутылки,
Как Хоттабыч в сказке.
Чудеса! Чешу в затылке:
Колобродят в пляске
Поэтические жилки
Вековой закваски.
Но тебе – не до чудес.
Зря я из бутылки лез.
И из кожи – тоже.
Джинн обижен, но ему
“Лезть в бутылку” – ни к чему:
Это не поможет.
72
За стальной полтинник на Кузнечном рынке
(Это по пути мне и не далеко),
Может, по привычке, может по старинке,
Но купить цветы мне – для тебя легко.
Не торгуясь долго, с ходу, без волынки,
Не задумываясь слишком глубоко,
Я куплю цветочки у седой грузинки,
Даже вспомню что-то вроде “Сулико”…
А потом я вспомню, что цветов – не надо,
Так как ты не любишь долго быть в долгу.
Что стальной полтинник! Всю казну Багдада
Я бы отдал, только чем тут помогу?…
Может быть, поможет выслать заказным
Тысячу сонетов из своей казны?
73
Тысяча сонетов! Это слишком много.
Тысяча сонетов!.. Тут простой подсчет:
Если в день по штуке – нужного итога
Я смогу достигнуть лишь на третий год.
Ну, а если взяться честно, без подлога,
То на этот “подвиг” десять лет уйдет!
Замысел достойный, но в душе тревога:
Станешь ли ты ждать-то? Время-то не ждет.
В век преодоленья звуковых барьеров
Нет таких рекордов, нет таких примеров,
И, наверно, все же это неспроста.
Да и я бы, право, рассуждал иначе,
Если бы талантом был я побогаче…
Может быть, поладим мы на первых ста?…
74
Всегда я был смешон, застенчив, робок,
Всегда я пред тобой благоговел.
Скрывая дрожь священного озноба,
Его преодолеть я не умел.
Как это точно сказано: “ зазноба “ —
“Озноб” здесь от “заноз” любовных стрел.