Выбрать главу

— Нет. Впервые я испытала это наяву, когда Вы меня обнимали.

— Полагаю, я первый мужчина, обнимающий Вас?

— Отец часто обнимал меня, но это не одно и то же, как мне кажется.

— Значит, Вы девственница?

— Что Вы имеете в виду? Что такое — девственница?

Интонация ее была неподдельна.

Я с уважением отнесся к такой доверчивости, к такой невинности. Я мог бы похитить сокровище, которым она обладала, но, думаю, это стало бы преступлением. Ведь она не ведала, что творила, а лишилась бы его навсегда.

Я разомкнул объятия.

— Хочу поговорить с тобой серьезно, — сказал я.

— Вы отошлете меня обратно? — испугалась она.

— Я очень рад быть с тобой, так что — нет. Пойдем за твоей одеждой.

— Замечательно! А где мне жить?

— Надо подумать об этом. Пойдем пока к тебе в комнату.

— Но там господин Берюш!

— Уже три часа утра. Необязательно ему там быть.

— Но зачем нам в комнату?

— За твоей одеждой.

— А после?

— У меня есть еще квартира, не в этом доме. Я отведу тебя туда. Мы напишем вместе письмо господину Берюшу. Уговор?

— Конечно! Я сделаю все, что Вы скажете!

Как она была юна и доверчива! Не сомневаюсь, что в этот миг она выполнила бы все мои желания.

Вещи Виолетты поместились в небольшой мешок. Она оделась и, покинув комнату со сломанной задвижкой, мы вышли на улицу и отправились на улицу Сент-Опостен, где в милой квартирке я проводил ночи удовольствия. Было так рано, что фиакры еще не ходили, и потому мы шли, как два школьника, радостно взявшись за руки.

Спустя час я вернулся к себе. Мой роман с Виолеттой только начался.

ГЛАВА 2

Квартира на улице Сент-Опостен не выглядела как гостиничный номер. Я изысканно ее обставил, ведь она должна была отвечать своему назначению. Самая взыскательная любовница должна была чувствовать себя в ней превосходно.

Алый бархат на стенах, драпировка на потолке, в тон стенам — кровать, прикроватные и оконные занавеси. Витые шнуры и атлас цвета старого золота дополняли всю эту роскошь.

Комнату украшали зеркала, расставленные друг против друга, и, отражаясь одно в другом, выстраивали бесконечный коридор изображений.

Рама зеркала над камином выглядела как модель Прадье, великолепного скульптора, способного изобразить вызывающе саму невинность.

Дверь в туалетную комнату также была завешана алым бархатом. Маленькое оконце освещало ее, тепло шло от камина, находящегося в комнате. Устройства, находящиеся в ней, были последними английскими новинками, требующими для эксплуатации лишь воду.

В диване прятался талик, и ножки, отдыхавшие в нем, становились еще белее от лежащей на полу огромной шкуры бурого медведя.

Квартиру в чистоте содержала прелестная горничная. Она не имела других забот, жила в комнате неподалеку и выполняла прихоти калейдоскопа дам. Утром она должна была обеспечить меня ванной, не побеспокоив при этом спящую девушку.

Войдя, я зажег лишь ночник и, отвернувшись, подождал, пока крошка ляжет в постель. С очаровательной непосредственностью она проделала это прямо передо мной. Я коснулся губами ее глаз, пожелал спокойной ночи и вернулся к себе.

Ночные приключения ничуть не лишили ее сна. По-кошачьи свернувшись в постели, зевнув и пожелав мне спокойной ночи, она вскоре заснула. Удивительно, она совсем не беспокоилась о том, где именно ей пришлось ночевать.

Я ушел. В отличие от Виолетты, мне не было покоя. Я все еще чувствовал ее грудь под моей рукой, губы, прижимавшиеся к моим, почти расстегнутая сорочка, под которой смог увидеть достаточно.

Чувства, взыгравшие во мне, я не в силах был обуздать. Но мне надо объяснить читателям, почему я остановился в самом начале пути. Мужчины, думаю, все поймут, а вот любознательным женщинам я хочу кое-что сказать.

Желание вовсе не покинуло меня, но Виолетте было лишь пятнадцать. Ее непорочность, ее доверчивость останавливали меня. Отдавшись, она даже не осознала бы, что произошло. С моей стороны это было бы преступлением. И потом, я люблю побаловать себя любовными деликатесами и чувственными удовольствиями. А сейчас в руки мне попало невинное создание. А невинность — цветок, и обрывать его следует постепенно, лепесток за лепестком.

Я готов был ждать, пока раскроется розовый бутон. К тому же я не хотел испытывать сожаления по поводу того, что огорчу некоего ветерана, жившего со мной в одном городе и во время войны храбро сражавшегося.

Я думаю, он славный человек, и без колебаний умер бы за свою старшую дочь. Ну а младшая? К ней он наверняка испытывал еще большую нежность, лелеял радужные планы, представлял будущее замужество. Я не хотел огорчать его, да и, возможно, все еще сможет устроиться на радость всем.