Договоры 1610 года не стали альтернативой Смуте. Напротив, в 1610—1611 годах произошёл распад всей системы управления. Королевич так и не прибыл в Москву, но его отец взял Смоленск и от имени «царя Владислава Жигимонтовича» стал раздавать поместья и воеводства в России. Однако сидевшие в Москве «бояре царя Владислава» реально ничем не управляли. Под Москвой стояли казачьи «таборы» боярина Д. Трубецкого и атамана И. Заруцкого с «царицей Мариной Юрьевной». На севере шведские войска захватили Новгород и тамошние власти заключили с королём Швеции договор о переходе под его покровительство. В Пскове объявился очередной Лжедми-трий — попович Матюшка Верёвкин; войдя в роль, он потребовал к себе «законную» жену с сыном, Марина и псковичи ему присягнули — так легко было стать «царём» во времена Смуты!
Однако в то же время провинциальные города обменивались грамотами с призывами к объединению, и именно оттуда началось движение за возрождение национальной государственности. Первое ополчение, созванное в 1611 году, не достигло цели: казаки и дворяне не смогли договориться, и лидер ополченцев Прокопий Ляпунов был убит. Но осенью того же года в Нижнем Новгороде по инициативе мясника и уважаемого земского старосты Кузьмы Минина был принят приговор о втором ополчении: «Стоять за истину всем безызменно... На жалованье ратным людям деньги давать, а денег не достанет — отбирать не только имущество, а и дворы. И жён, и детей закладывать, продавать, а ратным людям давать».
Зимой 1611/12 года был создан «Совет всея земли» — подобие Земского собора: «из всех городов всяких чинов выборные люди». Новое правительство сумело обеспечить служилых людей жалованьем и поместьями и создать боеспособную армию во главе с князем Д. М. Пожарским. К лету 1612 года ополчение утвердило свою власть в Поволжье и «замосковных» городах и пошло к Москве. После успешных боёв с подошедшим на выручку гетманом Каролем Ходкевичем и недолгой осады 22 октября (1 ноября) был взят штурмом Китай-город; 26—27 октября (5—6 ноября) осаждённые в Кремле поляки сдались, и ополченцы вступили в разорённую крепость.
Исторический собор
Сразу же по городам и весям были отправлены грамоты о созыве Земского собора, назначенного на 6 декабря 1612 года — на Николу зимнего. Но из-за опоздания и неявки выборных земских представителей заседание пришлось отложить. Собор, открывшийся в праздник Крещения, 6 января 1613 года, включал более семисот участников. Он оказался самым представительным за всю историю Земских соборов: на нём заседали архиереи, приходские священники, иноки, выборные от московского и городового дворянства, казаки, посадские люди и даже черносошные крестьяне.
Общие собрания происходили в Успенском соборе Кремля, а предварительно в отдельных палатах собирались духовенство, бояре, служилые, посадские и уездные люди. Их главной задачей было утверждение легитимной власти, но в отношении кандидата в цари единства не было. Источники говорят, что участники собора выдвинули больше десятка претендентов на престол: уже избранного Владислава, шведского принца Карла Филиппа, «ворёнка» Ивана Дмитриевича, бояр Фёдора Ивановича Мстиславского, Ивана Михайловича Воротынского, Фёдора Ивановича Шереметева, Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, Дмитрия Мамстрюковича и Ивана Борисовича Черкасских, Ивана Васильевича Голицына, Ивана Никитича и Михаила Фёдоровича Романовых, Петра Ивановича Прон-ского и Дмитрия Михайловича Пожарского.
Претенденты старались как могли: «Князь же Дмитрей Ти-мофиевич Трубецкой учрежаше столы честныя и пиры многая на казаков и в полтора месяца всех казаков, сорок тысящ, зазывая к собе на двор по вся дни, чествуя, кормя и поя честно и моля их, чтоб быти ему на Росии царём и от них бы казаков похвален же был. Казаки же честь от него приимающе, ядяще и пиюще и хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки и браняще его и смеющеся его безумию такову. Князь же Дмитрей Трубецкой не ведаше лести их казачей».
«Сниидошася изо всех градов власти и бояре, — записал летописец, — митрополиты и архиепископы, епископы и ар-химариты и всяких чинов людие и начата избирати государя. Кийждо хотяще по своей мысли, той того, а ин иного. И многоволнение бысть...» Относительно легко удалось договориться о том, чтобы «литовского и свейского короля и их детей, за их многие неправды, и иных некоторых земель людей на Московское государство не обирать, и Маринки с сыном не хотеть». Но дальше противоречия между соперничавшими группировками завели выборы в тупик.
Служилые люди и казаки стали выступать против соборного руководства: «И приходили на подворье Троицкого монастыря х келарю старцу Авраамию Палицыну многие дворяне и дети боярские, и гости многие разных городов, и атаманы, и казаки, и открывают ему совет свой и благоизволение, прине-соша ж и писание о избрании царском». На этих совещаниях у влиятельного келаря и было решено провозгласить царем шестнадцатилетнего Михаила Романова, сына пленённого поляками Филарета. Представитель славного боярского рода, он по молодости ни в какой «измене» не был, а его родичи находились в обоих лагерях — и в Москве, и в Тушине. К романовской «партии» примкнули видные бояре и приказные дельцы: И. В. Голицын, Б. М. Лыков, И. Б. Черкасский, Б. Г. и М. Г. Салтыковы; поддержало её и высшее духовенство — Освященный собор. Против выступали предводители ополчений Д. Т. Трубецкой и Д. М. Пожарский, бывший глава Семибоярщины Ф. И. Мстиславский, воевода князь И. С. Куракин и другие представители аристократии.
Бояре решили было избрать царя жребием по списку из восьми персон, в котором не было имени Михаила Романова. По иронии судьбы династию, призванную восстановить порядок в стране, избрали казаки. Как сообщали шведские лазутчики, именно казаки и «чернь» «с большим шумом ворвались в Кремль к боярам и думцам», обвиняя тех, что «не выбирают в государи никого из здешних господ, чтобы самим править и одним пользоваться доходами страны...»:
«...И приидоша атаманы казачьи и глаголеша к бояром: “Дайте нам на Росию царя государя, кому нам служити”. Бо-ляра же глаголеху: “Царския роды минушася, но на Бога жива упование возложим, и по вашей мысли, атаманы и всё войско казачье, кому быти подобает царём, но толико из вельмож боярских, каков князь Фёдор Иванович Мстиславской, каков князь Иван Михайлович Воротынской, каков князь Дмитрей Тимофиевич Трубецкой”. И всех по имени и восьмаго Пронскаго.
Казаки же, слушая словес их, изочтоша же всех. Казаки же утвержая боляр: “Толико ли ис тех вельмож по вашему умышлению изобран будет?” Боляра же глаголеша: “Да ис тех изберем и жеребьем, да кому Бог подаст”. Атаман же ка-зачей глагола на соборе: “Князи и боляра и все московские вельможи, но не по Божии воли, но по самовластию и по своей воли вы избираете самодержавнаго. Но по Божии воли и по благословению благовернаго и благочестиваго, и христо-любиваго царя государя и великого князя Феодора Ивановича всея Русии при блаженной его памяти, кому он, государь, благословил посох свой царской и державствовать на Росии князю Феодору Никитичю Романова. И тот ныне в Литве полонён, и от благодобраго корене и отрасль добрая и честь, сын его князь Михайло Фёдорович. Да подобает по Божии воли на царствующим граде Москве и всея Русии да будет царь государь и великий князь Михайло Фёдорович и всея Русии”. И многолетствовали ему, государю.
Бояра же в то время все страхом одержими и трепетни трясущеся, и лица их кровию пременяюшеся, и ни единаго никако же возможе что изрещи, но токмо един Иван Никитич Романов проглагола: “Тот князь Михайло Фёдорович ещё млад и не в полнем разуме, кому державствовати?” Казаки же глаголеша: “Но ты, Иван Никитич, стар, в пол не разуме, а ему, государю, ты по плоти дядюшка прирожённый и ты ему крепкий потпор будеши”.
И изобравше посланных от вельмож и посылая ко граду Костроме ко государю князю Михаилу Фёдоровичю. Боляра же разыдошася вси восвояси. Князь же Дмитрей Трубецкой, лицо у него ту с кручины почерне, и паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего. Боляра же умыслише: казаком за государя крест целовать и из Москвы бы им вон выехать, а самим бы им креста не целовати. Казаки же, ведяще их злое лукавство и принужающе прежде, при себе, их, бояров, крест целовати. Целовав же [боля]ра крест, та[к] же потом и казаки крест целовав, на Лобное место вынесоша шесть крестов, поставиша казаком на целование»3.