— Вода там, в углу. Да, руки ваши нуждаются в мытье.
— Я кое-как унял кровь, — сказал лейтенант д’Юбер, — но вы все-таки поторопитесь. Прошло уже, знаете, минут десять.
Хирург продолжал собираться все так же не спеша.
— А что там такое случилось? Повязка, что ли, соскочила? Вот забавно! Я целый день работал в госпитале. А кто же это говорил нынче утром, что он отделался без единой царапины?
— Не от той дуэли, наверно, — мрачно пробормотал лейтенант д’Юбер, вытирая руки грубым полотенцем.
— Не от той… Как! Еще дуэль? Да меня бы сам черт не заставил лезть в драку второй раз в один и тот же день! — Хирург пристально посмотрел на лейтенанта д’Юбера. — Где это вы так лицо исцарапали? Да как симметрично — с обеих сторон! Вот забавно!
— Чрезвычайно! — рявкнул лейтенант д’Юбер. — И его разрубленная рука тоже покажется вам очень забавной. Надеюсь, вас обоих это позабавит на некоторое время.
Доктор был несколько заинтригован и даже чуточку потрясен этой грубой язвительностью лейтенанта д’Юбера. Они вместе вышли на улицу, и тут поведение лейтенанта еще больше заинтриговало его.
— Разве вы не идете со мной? — спросил он.
— Нет, — сказал лейтенант д’Юбер. — Вы отлично и сами найдете этот дом. Входная дверь, наверно, и сейчас открыта.
— Ну хорошо. А где там его комната?
— В первом этаже. Но я вам советую пройти сначала прямо в сад.
Этот весьма удивительный совет заставил доктора без долгих разговоров двинуться в путь.
Лейтенант д’Юбер вернулся к себе на квартиру в страшном негодовании и смятении. Зубоскальство товарищей страшило его не меньше, чем гнев начальства. Поистине в этом происшествии было что-то безобразно нелепое, недопустимое, не говоря уже о том, что были нарушены все правила дуэли, что само по себе давало повод рассматривать это как преступление. Как человек, не отличающийся богатым воображением, что помогало ему разумно рассуждать, лейтенант д’Юбер был сильно озабочен тем затруднительным положением, в какое поставила его эта история. Он, разумеется, был очень рад, что не убил лейтенанта Феро в этом поединке, где не был соблюден регламент, где не было даже настоящих свидетелей, достаточно правомочных для подобного рода дел. Чрезвычайно рад. И в то же самое время он чувствовал, что с величайшим удовольствием свернул бы голову этому Феро безо всяких церемоний.
Д’Юбер все еще находился во власти этих противоречивых переживаний, когда любитель флейты, хирург, пришел навестить его. Прошло уже дня три со дня дуэли. Лейтенант д’Юбер уже больше не состоял офицером для поручений при дивизионном генерале. Его отослали обратно в полк. И его возвращение в солдатскую семью ознаменовалось тем, что его подвергли строжайшему заключению, и не в его собственной квартире в городе, а в казармах. В связи с серьезностью правонарушения ему было запрещено видеться с кем бы то ни было. Он не знал ни того, что после этого произошло, ни того, что об этом говорили и думали. Появление хирурга было в высшей степени неожиданным для бедного пленника. Любитель флейты прежде всего сообщил, что он допущен сюда по особому соизволению полковника.
— Я его убедил, что надо же быть справедливым и дать вам возможность узнать, что сталось с вашим противником, — заявил он. — Вы, конечно, порадуетесь, узнав, что он поправляется.
На лице лейтенанта д’Юбера не выразилось никаких признаков радости. Он продолжал шагать взад и вперед по пыльному, пустому бараку.
— Вон там стул, садитесь, доктор, — пробормотал он. Доктор сел.
— Об этой истории ходят разные слухи и в городе и у нас в армии. И мнения на этот счет сильно расходятся. Просто-таки забавно!
— Еще бы! — пробормотал лейтенант д’Юбер, упорно шагая от стены к стене. А про себя подумал: "Как это может быть, чтобы тут существовало два мнения?"
Доктор продолжал:
— Конечно, поскольку истинные обстоятельства дела неизвестны…
— Я думал, — перебил его д’Юбер, — что этот молодчик посвятил вас в истинные обстоятельства этого дела.
— Он что-то говорил, — сказал доктор, — в тот раз, когда я только что его увидел. Да, кстати, я действительно нашел его в саду. Он здорово стукнулся затылком и был до некоторой степени в беспамятстве, ну попросту сказать, заговаривался. А потом, когда он пришел в себя, из него уже трудно было что-нибудь вытянуть.
— Вот уж никак не ожидал, что он способен устыдиться! — пробормотал д’Юбер и опять заходил взад и вперед.