Майор показывает жестом:
— Выпьем?
— Выпьем! — отвечаю я. — Рузвельт, Сталин?
— О-о-о!..
Американцы польщены. Майор повернулся к бармену, небрежно ткнул пальцем по направлению к полкам:
— Виски!
Бармен проворно достал бутылку, вытер ее салфеткой, откупорил. Поставил рюмочки, хрупкие, маленькие, как наперсточки — десять штук. Разлил.
Майор широко улыбнулся, сделал рукой приглашающий жест:
— Плииз! — и взял рюмочку за тоненькую ножку. Поднимаем рюмки в полной тишине. Майор из вежливости ждет, что скажу я — старший в нашей группе. А может быть, он хитрит, зная, что именно я скажу? А мне только этого и надо! Хитри, хитри, майор, у меня свой план!
Оглядываю американцев, поднимаю рюмку над головой:
— За дружбу!
— О-о-о!..
Понято без переводчиков. Чувствую, что попал в самое-самое!
— За здоровье президента Рузвельта!
— О-о-о…
Тоже понято без переводчика.
Выпили. Поставили рюмки. Пауза. Теперь моя очередь угощать. Американцы смотрят на нас с интересом. Держу невозмутимый вид. Поворачиваюсь к бармену и показываю пальцем на самую пузатую бутылку. Бармен забирается на лесенку. Бутылка у меня в руках. Смотрю, тычу пальцем на обозначение крепости — 12 градусов. Презрительно морщусь:
— Нет. Слаба. Не пойдет! — И к бармену: — А ну-ка вон ту!
Вторая чуть покрепче — 16 градусов. Бракую и эту.
— Нет, не пойдет!
И третья, и четвертая. Я разочарован, огорчен. А ребята уже догадываются, что я задумал, тоже разочаровываются и тоже огорчаются.
— Разве это крепость?! Ерунда какая-то!
Тогда я говорю:
— Ваня!
Романов вытягивается передо мной в струнку:
— Слушаюсь, товарищ командир!
— Давай!
Иван энергичным движением ударяет себя ладонью по бедру и, рисуясь, медленно опускает два пальца в карман. Американцы изумлены. Искренне. Они даже пригнулись, стараясь угадать, что же это такое собираются учудить загадочные русские?
А Ваня тем временем вытягивает флягу. Вот появилась металлическая пробка-крышечка, потом горлышко, затем рифленый корпус с надписью. Английские буквы ползут одна за другой: «Ди… сти… ллед…»
Американцы грохнули дружным смехом:
— Дистиллед ватер?!
— О-хо-хо-хо-хо!
— А-ха-ха-ха-ха!
По-прежнему выдерживая невозмутимый вид, показываю бармену:
— Рюмки!
Тот в недоумении: рюмки стоят, чего же надо? Показываю пальцами:
— Такие!
Бармен ставит покрупнее. Но я куражусь.
— Нет, вон те!
Американцы, все еще смеясь, с неподдельным интересом смотрят, что же будет дальше. Говорю Романову:
— Ваня, разливай!
Тот разливает, а я сквозь зубы:
— Ребята, не подкачайте — пить как воду!
Сзади шепот:
— Понято!
Романов наполнил рюмки, жестом приказал бармену откупорить бутылки лимонада.
Поднимаю рюмку, киваю головой американцам:
— Плииз!
Все подняли. Все держат. Все ждут. Майор растерян: предлагать или не предлагать тост за Сталина, ведь в рюмках же вода!
Я поощрительно смотрю ему в глаза:
«Ну же! Ну! Смелее! Вы про нас тоже так же думали, что русские — вода. Что Гитлер хлопнет нас, как мух. Все принимали нашу доброту за слабость. Вы — тоже. Роковая ошибка! Давай, майор, давай!»
Майор решился. Что-то сказал по-английски, заключив свою фразу словом «Сталин». Его друзья закивали:
— Сталин! Сталин!
Подняли рюмки, но не пьют, выжидательно смотрят на нас.
Я сказал:
— Пошли, ребята!
Пригубил и, глядя на майора, принялся тянуть неразведенный спирт, как воду. И с каждым моим глотком лица у американцев меняли настороженность на обычную беспечность.
«А ведь это и в самом деле вода! — наверное, думалось им. — Что за странный народ эти русские!»
Я допил рюмку, поставил, взял стакан с лимонадом, чуть-чуть запил и поощрительно кивнул американцам:
— Плииз!
Майор совсем повеселел. Будет что порассказать своим друзьям, как они пили за здоровье маршала Сталина… дистиллированную воду! Ха-ха! И смело опрокинул рюмку, за ним его друзья.
— О'кэй!
Это выкрикнул кто-то из наших ребят, глядя, как майор, задохнувшись, так и остался с открытым ртом, как полезли глаза из орбит и брызнули слезы. Общие ахи, дружные охи. Майор, согнувшись пополам, и кашлял, и смеялся. Я хлопнул его ладонью по спине:
— О'кэй?!
— О'кэй! — прокашлял майор, выпрямляясь и вытирая слезы. — О'кэй!
Майор был не лишен юмора. Или, быть может, он понял скрытый смысл этого «русского тоста»?
Мы пожелали американцам успехов в открытии второго фронта, распрощались и ушли.
На обед мы, конечно, опоздали, столовая закрыта, это факт. Там строго. Что же делать? Есть-то хочется!
И тут наш взгляд упал на две стойки с белыми стеклянными шарами. На шарах по-английски надпись: «Бар», и вниз, под двухэтажный дом из красного туфа — ступеньки в подвальное помещение, откуда лились приглушенные звуки джаза.