– Скорее всего, это блиндаж времен Отечественной войны, – предположила Лялька. – Партизаны в нем прятались от немцев. Но почему он засыпан землей? Если это блиндаж, то он должен быть историческим памятником.
– Исторический памятник неподалеку тут один, – блеснула знаниями Лера, – это собор семнадцатого века. Рядом располагались монашеские кельи…
– Тогда это – подземный ход! – догадалась та. – Его монахи вырыли, чтобы добираться до монахинь!
– В твоих словах есть доля истины, – согласилась с ней Лера. – Нужно будет утром все подробно рассмотреть. Перед тем как идти на работу, я зайду за тобой и мы сходим к этому месту. Если это действительно подземный ход, то в нем нам делать нечего. С годами он пришел в негодность, его стены осыпались, кирпичи подряхлели…
– Как ты можешь так спокойно говорить?! Это ты подряхлела, а не кирпичи! Если это на самом деле подземный ход, то мы завтра же отправимся искать в нем сокровища. Мы поможем краеведам доказать, что в нашем городе есть еще один исторический памятник – подземный ход!
– Ну, разве что восстановить историческую справедливость, – засомневалась Лера, которой никуда не хотелось лезть: ни в подземный ход, ни в краеведческие дела.
Утром ни свет ни заря перед полузасыпанным входом в подземелье стояла Лялька и прикидывала, сколько силы понадобится, чтобы его почистить. Когда к ней присоединилась Лера, не нашедшая подругу дома, та озвучила свои соображения:
– Нам нужен мужчина. В хорошем смысле этого слова. Желательно низенький, худой и пронырливый. Но жилистый, ведь ему придется копать и копать.
– Где мы его возьмем? – Лера с изумлением заглядывала внутрь хода, пытаясь понять, каким образом вчера она оказалась живой и невредимой. – Он полностью в песке. Его не откопать.
– Никто и не говорит, что работы мало. Значит, нам нужен мужчина, который фанатично влюблен в одну из нас. Ради кого-то из нас он должен будет перелопатить горы песка и земли. У тебя есть такой мужчина на примете? У меня тоже нет. Дожили, никто не хочет ради нас грызть землю. Придется напрячься и заарканить первого попавшегося самца! Навешать ему лапши на уши и заставить копать.
– Может, честно рассказать ему про историческую справедливость? – предложила Лера.
– Чтобы он сбежал от нас?! Кого из мужчин это интересует? Вот если мы им скажем, что там спрятан ящик водки, они его быстро отгребут. Но нам такие не нужны. Что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Разболтают все подробности, и прощай наше сокровище. Лично я, – Лялька продолжила шепотом, – собираюсь найти там сокровище! Представляешь, ход ведет в темную комнату под собором, а в ней на самой середине стоит огромный сундук со старинными монетами и драгоценностями. Нужно будет взять с собой мешки. У тебя есть крепкие мешки? Полиэтиленовые порвутся, золото тяжелое.
– Ради золота я не полезу, – заявила Лера, подстегиваемая только исторической справедливостью.
– А тебе никто и не предлагает. Будешь меня страховать, если что, вызовешь помощь.
Они еще немного посовещались и отправились на макаронную фабрику.
Если девушка не работает, а целыми днями валяется на диване, то ни к чему хорошему это не приведет. У всякой нормальной девушки, оказавшейся в таком положении, меняется восприятие окружающего мира. Особенно резко на это изменение влияют телевизионные программы, в частности многочисленные сериалы про любовь. Она, эта любовь, там искусственная и ненашенская. И девушка, насмотревшись таких сериалов, становится чужой для простого русского мужика. Начинает требовать от него каких-то мексиканских страстей и бразильских заморочек. Простой русский мужик, в отличие от донов Педро к этому не привыкший, бежит от таких особ, как от огня. И все завершается тем, что особа остается висеть непосильной ношей на материнской шее. «Нормальная девушка должна ходить на обычную работу», – такой лозунг выдвинула мама Валерии, когда та окончила институт и оказалась у разбитого корыта кадровых агентств. Они ни в какую не желали иметь дела со свежеиспеченными дипломированными специалистами, толпившимися у их ворот. Мама сказала, как отрезала, и Валерия оказалась в отделе сбыта макаронной фабрики. Туда же благодаря маминым связям удалось пристроить и Лерину закадычную подругу. От испорченных высшим образованием девиц начальство никаких особых результатов плодотворной работы не ожидало, но заполнять бумаги и щелкать пальцами по клавиатуре компьютеров заставило, даже несмотря на то, что Наталья Васильевна Морозова была депутатом местного городского собрания. Последнее обстоятельство позволяло девицам немного опаздывать на работу, задерживаться с обеда и пораньше уходить вечером. Однако, для того чтобы пропустить день целиком, нужно было обязательно отпрашиваться у солидной и важной начальницы отдела сбыта Нины Альбертовны Сережкиной.
Сотрудники за глаза называли ее «очковой змеей» и лишний раз боялись подходить. Но сегодня Ольга Попкова твердо решила, что подойти будет нужно. У нее намечается важное дело, которое она не успеет сделать за обеденный перерыв, а тратить на него выходной казалось ей кощунством. Тем более ждать этого выходного придется несколько дней. А за такой длительный срок можно выйти замуж и развестись. Переминаясь с ноги на ногу, девушка подошла к столу Сережкиной. Та подняла голову от кипы бумаг, которые сосредоточенно изучала, и вопросительно посмотрела на нее.
– Мне сегодня нужно, – Лялька в особых случаях умела врать, – очень нужно. Просто до смерти необходимо!
– И, – Сережкина выглянула из-под толстенных линз очков, – кто у тебя умер?
Такой подсказки Лялька не ожидала! Но была чрезвычайно благодарна своей начальнице.
– Да! – выдохнула она. – У меня сегодня бабушка умерла!
– Варвара Семеновна?! – Очки съехали на распухающий от соболезнования нос, из глаз вытекла одинокая слеза. Внешняя суровость Сережкиной скрывала чуткую ранимую душу.
Ольга совершенно забыла, что та слишком хорошо знала ее бабушку, жившую с ней на одной лестничной площадке. Это обстоятельство она совсем упустила из вида.
– Нет! Что вы, – протянула она, – другая бабушка.
– А, – равнодушно откликнулась Сережкина, вытирая слезу. К посторонним она была равнодушной. – Бабушка со стороны отца?
– Да, – согласилась с ней сирота Лялька, которая не только не знала свою бабушку по отцовской линии, но ни разу в жизни не видела своего отца. Мама говорила ей, что военный летчик Попков героически погиб на Северном полюсе, пытаясь остановить глобальное потепление. – Она скончалась, болезная. Сами понимаете, то одно, то другое. Гроб купить, в морг съездить. Все на мне. Я одна у нее была на всем белом свете. – Лялька врала беззастенчиво, мифическую бабушку было не жаль. – Сережкина качнула трудолюбивой головой и снова погрузилась в бумаги.
Лера чуть не прыснула от хохота, зная всю подноготную семьи Попковых. Она крепко сжала зубы и подумала о том, что, возможно, где-то в этот самый момент кто-то и потерял свою бабушку. От этого ей стало немного грустно. Она взяла очередную накладную и занялась ею.
А Ляля схватила свою сумку, накинула куртку и, довольная выбежала из кабинета. Вот так всегда. Она, Лера, остается работать, а подруга, придумывая на ходу очередную причину, исчезает в неизвестном направлении. Какое у нее может быть неотложное дело? Купить свежий огурец с кефиром? Или сегодня на ужин она грызет сухари? Снова обедать придется одной. Или, что еще хуже, в обществе Нины Альбертовны. Кстати, та тоже худеет все время, сколько она ее знает. Значит, будет сидеть напротив нее и ковырять вилкой морковный салат с зеленым горошком. А Лера снова постесняется взять себе сочную котлету. Она сглотнула слюну при одном только упоминании этого блюда. С одной стороны, хорошо быть худой, можно есть все, что захочется. С другой стороны, она не сможет поддержать обычный дамский разговор. А говорят женщины чаще всего про диеты. Сережкина начнет ей рассказывать, на каких диетах она отсидела последний срок, и Лере нечем будет даже ответить. Хотя сегодня она скажет, что закончила кефирную диету, поэтому может себе позволить котлету. Кощунство! Так подумает Сережкина, но Лере будет все равно. Вредная Лялька смылась, бросив ее на начальницу. Лера недовольно вздохнула, от ее вздоха начальница встрепенулась и предложила пойти пообедать. Была бы Лялька, они бы убежали в ближайшую кафешку, которую Сережкина терпеть не может потому, что там не готовят морковных салатов, а теперь придется идти в фабричную столовую.