Не знаю, чем я собираюсь заниматься до завтрашнего дня, но меньше всего мне хочется досаждать кому-либо из работников этого дома. Так что, устроив поудобнее фото в рамке, я достаю из чемодана свой дневник.
Никто не знал о том, что я веду дневник, в который записываю особенно сильные события, случающиеся в моей жизни. Первую запись я оставила в свои одиннадцать, и это помогло мне пережить ту страшную боль. Доктор Баркли посоветовал маме купить мне пустую тетрадь или книжку, в которой я могу записывать свои мысли, которые порой не помещались в голове. Так что я последовала его совету.
Открыв дневник, я схватилась за ручку, и почти сразу на белом пустом листе появилась новая запись.
Сегодня мой первый день в особняке Максвонов. Этот дом просто необъятный!
Уже завтра приступлю к работе. Не знаю, что за задания мне будет давать Энтони, но уверена, что справлюсь.
Он, кстати, оказался симпатичнее, чем я себе представляла. Среди журналистов, следящих за его семьёй, ходят очень интересные его описания и прозвища. Его называют завидным женихом для лондонских красавиц. А Энтони и в правду красавец, так что их понять ещё можно. Держу пари, Джудит без церемоний прыгнула бы на него, едва он показался бы перед ней.
В общем, посмотрим, что ждёт меня завтра, а пока я довольна тем, что приближаюсь к своей цели. Мне очень нужны эти деньги.
ГЛАВА 5
СОЦИОПАТ
ПОЛУЧИВ НА ПОЧТУ ПИСЬМО от нашего инженера-буровика, отвечающего за проектирование и строительство буровых платформ и проведение добычи нефти и газа, я как можно скорее отправил ему свой ответ, а затем с великим удовольствием захлопнул ноутбук. Работа на сегодня закончена.
В моей спальне было тихо.
Блаженно, умиротворённо и почти до невозможности приятно. Я взглянул на книги, что стояли надо мной ровными стопками на полке, пересчитал их, перебрал по цветам и смог расслабиться. Этот ритуал я совершал каждый раз, когда мне предстояло провести много часов за ноутбуком.
Я встал с кресла и хрустнул шеей. Снял рубашку, надел новую и позвонил на кухню, попросив принести мне белого сухого вина. Спустя всего минуту он оказался около моей комнаты.
– Как осваивается мисс Снелл? – спросил я пришедшую с подносном в руке девочку с каштановыми кудрями
каштановыми
каштановыми
каштановыми…
– Всё хорошо, – улыбнулась она мне, затем опустила глаза, проходя в спальню глубже.
Я проводил её взглядом, оглядел с ног до головы, увидел, как бела и свежа её кожа
как было бы здорово повалить её на кровать и привязать за руки. Взять нож, сделать пару надрезов и смотреть, как она в страхе просит меня отпустить её, как плачет и захлёбывается в слезах.
Как она боится меня.
О да, да, да. Прекрасно, слишком прекрасно.
Я прикрыл глаза, и мне так понравились мои мысли, что сердце судорожно застучало в груди, будто приятно возбуждённое.
Потом почему-то в голове возникли картины, пропитанные чем-то алым и сочным. Да, безумно красивые картины, само совершенство, отдельный вид искусства. Это была стекающая кровь, острое до боли лезвие, падающее на пол, окровавленная кровать, разбросанная одежда и тело с перерезанным горлом. Я видел, как оно лежит мёртвое, бледное и уже холодное. Я почти ощутил эту прохладу на кончиках пальцев
что это? Интересно…
Я встал и тихо подошёл к горничной сзади. Чаще всего я видел её раскладывающей еду во время завтраков. Та самая девочка, бросавшая на меня взгляды тем вечером, когда к нам наведались Лоусоны. Да-да. Это она.
– Ещё чего-нибудь, мистер Максвон? – спросила девочка.
Но когда она повернулась, то едва не отшатнулась от неожиданности, ведь я стоял всего в нескольких миллиметрах от неё. Она сглотнула, а я невольно опустил взгляд на её белую тонкую шею. Такую, чёрт, тонкую, что я мог бы одной рукой, не прикладывая особых сил, сжать её до хруста в позвоночнике. И этот хруст в голове у меня тут же заиграл приятной мелодией.
Чёрт, а почему бы мне не попробовать? Ведь жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в удовольствиях!